Современный суверенитет (как и несовременный, только в относительно большей степени) определяется не каким-либо международным правом, которого нет, не было и не будет за рамками баланса сил, а его материальными предпосылками — экономическими, идеологическими и культурными, военно-политическими.

Речь, во всяком случае, на нынешнем этапе, не идёт о формулировании некоей целостной идеологии. Для того чтобы подступиться к её формированию, надо как минимум определиться для начала: суверенитет существеннее и содержательнее «демократии». Демократия как инструмент, форма воспроизводства власти существующих элит сама по себе не несёт никакого самодостаточного смысла. И, во-вторых, спрос на адекватную идеологию русского суверенитета предъявляет даже действующая власть. И этот спрос никак не удовлетворён.

Наша политическая система — это имитация. Имитация, естественно, общепринятого «цивилизованного» либерального стандарта. Потому как иного в нынешней глобальной системе не положено. И хорошо, что имитация — потому, что оригинал ещё хуже. И хорошо, если мы это понимаем.

Советская система, в известном смысле, тоже была имитацией и существовала более или менее стабильно, пока она это понимала. Заметьте: все демократизаторские наскоки на действующую систему построены по старой правозащитно-диссидентской модели: «Вот вы тут написали у себя — извольте выполнять!»

Вот пока начальство отчётливо сознавало, что это не для того написано, чтобы выполнять, всё шло нормально. До тех пор, как наверх не проникли товарищи, не обладавшие навыком к мышлению, но обладавшие, к сожалению, навыком к чтению, которые, почесав репу, поразились: «Смотрите, действительно написано!» Идея реализовать буквально то, что было придумано понарошку, наиболее наглядно проявилась в территориально-государственном устройстве и его последствиях. В страшном сне никто не думал, что эти границы станут настоящими.

И сегодня буквализация нашей политической системы может иметь только один результат: она рухнет, похоронив под собой государство — на этот раз уже РФ.

Спровоцированная «постболотным синдромом», дискуссия о развитии политической системы была изначально ложной. Демократизаторы, либерализаторы, неоперестройщики, десталинизаторы, ничему не научившиеся на самом наглядном и самом катастрофическом опыте, потому что ничего, кроме своих либеральных мантр, не знают, тащат нас в дискуссию в формате и категориях, не имеющих смысла.

Наша политическая система переходная, в том числе и поэтому — органически слабая. Она, безусловно, доказала свою живучесть в условиях благоприятной внешней и внутренней конъюнктуры, в условиях постоянного ресурсного подсоса. Медицинский диагноз состоит в том, что никакой такой конъюнктуры и никакого подсоса уже в среднесрочной перспективе не будет.

С имитационной политической системой мы могли существовать довольно долго и при благоприятной конъюнктуре даже «повышать благосостояние».

С имитационной политической системой мы кризис не переживём.

Идея перейти к настоящей «европейской» демократии — это тупик, обманка. Это попытка прыгнуть в поезд, который никогда уже никуда не пойдёт. Это аналогично нашим потугам побыстрее создать у нас «настоящий» фондовый рынок, а то у нас финансовая инфраструктура недостаточно разрушена.

Нам действительно нужна самая открытая дискуссия и об экономической политике, и о политической системе. И, в конечном счёте — о смысле и целях существования нашего государства. Никаких даже общих представлений об этом у нашего общества нет. Навязываемая нашему обществу убогая и пошлейшая дискуссия о темпах и способах демократизации и либерализации, ведущаяся по напёрсточным технологиям, способствует только общественной дегенерации.

На самом деле имитацией, полной и тотальной, является «материнская» образцовая западная демократия — изысканной в своих лучших образцах, столетиями выстроенной имитацией участия электората в управлении страной. Эта идеальная система, обеспечившая не только политическую, но и идеологическую диктатуру финансовых элит, сегодня находится даже не в кризисе — в тупике, который суть обратная часть тупика экономического.

Дело даже не в том, что кто-то и что-то угрожает её власти — пока никто и ничто. Системный кризис тем и отличается, что система не способна адекватно реагировать на вызовы. В процессе такого реагирования система себя не лечит, а калечит. То, что антикризисная экономическая политика лишь углубляет кризис, — это банальность. Но именно политическая система является непреодолимым препятствием к выбору любых других вариантов антикризисной политики, кроме паллиативных.

Демократия, причем любая, — это в первую очередь форма организации власти. То есть прежде чем содержательно говорить о демократии, надо бы понять, что такое власть… Власть — всегда прерогатива меньшинства. Она может быть делегирована с помощью той или иной процедуры или захвачена силой. Таким образом, всякая демократия как одна из частных форм делегирования власти (избирателями на выборах) по определению является управляемой. Неуправляемых демократий не бывает. С античности и до нынешнего постмодерна история демократии — это эволюция техники управления демократией. За счёт совершенствования этой техники демократия смогла позволить себе стать формально всеобщей, потеряв при этом практически все содержательные признаки участия граждан в реальном принятии решений. Демократия была и остаётся властью меньшинства, но если ранее это меньшинство было открыто и легально, то теперь оно эффективно скрывается за ширмой демократических процедур.

Демократическая санкция на власть в современном обществе в отличие от традиционного является единственно легитимной — даже если допустить существование форм «демократий», отличных от образцовой либеральной модели (например, китайская или ранее советская «народная демократия», или покойная ливийская Джамахирия и т. д.). Суть легитимности в признании большинством законности данной формы правления. Забавно наблюдать, как жрецы современной демократической религии пеняли Каддафи, а теперь Асаду: «Нельзя воевать с народом!» С любым ли народом нельзя воевать? С любой ли частью народа? С какой частью?.. Напомню блестящую характеристику легитимной власти, данную Виталием Найшулем: «Легитимная власть — это такая власть, которая имеет право стрелять в своих».

Кураторы мировой демократии произвольно лишают ту или иную власть легитимности, то есть суверенитета. Причём даже неважно, насколько корректны и лояльны критерии, — важно, что в этой системе легитимность даруется извне. И отбирается извне. То есть игра по правильным правилам предполагает изначально отказ от суверенитета в пользу куратора. То есть отказ от власти и замену её теми или иными форматами местного самоуправления.

Политическая модель «Демократия» — если речь не идёт собственно о стране-кураторе и бенефициаре этой системы — не предусматривает функции власти. Нигде, кроме Соединённых Штатов Америки, современная демократия не есть власть. То есть чисто этимологически она и не «демократия», поскольку профанируется не только понятие «демос», но и «кратос».