рыдающая как ребенок. Потребовалось больше получаса, чтобы успокоить и разговорить эту ошибку неосапиантики, но в процессе выяснилось несколько деталей, из-за которых я вслух пообещал вставить Пашке и его бабам нехилый пистон.

Дело было так. Моё начальство исполнило уговор, вычистив дела всему нашему отряду недоубийц. На свободу все вышли с чистой совестью, тут же отправившись по своим делам. Конюхов и Сумарокова, художник и писательница, причем сразу в ЗАГС, а башкир Рамазанов на поезд. А вот Ленке деваться было некуда, да и особо никуда не хотелось, так что, пошевелив имеющиеся знакомства, она смогла подъехать к Цао Сюин на достаточно кривой козе, чтобы получить место в общежитии. С условием, что сведет наколки. Они, как оказалось, были даже на голове у этой панкушки, спрятанные под густыми черными волосами. Не суть важно, а важно то, что сколько эту особу не корми (я пробовал!), она всё равно будет продолжать смотреть в лес, на бухло и вещества.

Вот под ними, причем, хорошо так под ними, эта фройляйн и явилась до родной хаты в то время, когда у нас четверых в моей квартире уже третьи сутки шёл активный междусобойчик. А дальше, как можете догадаться, случается банальное — собрание жильцов, «переживающих» о том, что там с милыми девушками, одна бухая в дрова новая особа (которую не жалко) и коллективная просьба «сходи, Лен, посмотри».

Ну а панкушке что? Ей море по колено. Она взяла и пошла. А чо? Ну вот, а придя, услышала знакомые и милые сердцу звуки из-за закрытой двери, от которых у этой вольной дщери советских полей, тут же зачесалось. Она постучала, никто не ответил. Но разве панков это остановит, тем более лысых? Она постучала сильнее, потом еще сильнее, потом ногами!

А я взял и открыл. В своем туманном развернутом облике, занимающем всю квартиру. И, перед тем как Ленка успела хотя бы пискнуть, втащил внутрь. Дальше уже пищать было нечем, я тогда как раз был слишком близок к прорыву в естественное состояние, так что мало задумывался о том, кого, куда, сколько раз и вообще… в общем, очень хорошо, что Паша у нас такой благоразумный и сам не пришёл. Подлый, конечно, собака, но благоразумный.

В общем, Ленке новый жизненный опыт не то, что не понравился, а прямо-таки конкретно ужаснул. Причем настолько, что она забыла о своем умении становиться невидимой на несколько часов, а потом, как говорится, было уже поздно. Ну, в смысле поздно было сразу, даже удовольствие получила… своеобразное, да, но, в общем… такие дела. Вот.

— Мда, неудобно как-то получилось, — выдавил я, поглаживая лысую, как коленка, макушку всхлипывающей девушки, цепляющейся за меня как коала за эвкалипт, — В общем, извини. Был не в себе. Технически, конечно, вы сами виноваты…

— Я больше не пью! — проскулили мне в левую сиську, — Не могууууу…

— О как! — подивился я, — Вот видишь, как мало надо было, чтобы ты исправилась⁈

— Пошёл в жопу, Изотов!! В жопу! Уходиии! — меня начали толкать в грудь.

Пришлось уйти, правда, с ощущением, что лед сломан и дальше все будет получше. Надо же, как я, оказывается, кодировать умею. Всего-то нужны слизь, щупальца и внезапность.

С остальным населением общежития всё получилось полегче. Задумчиво курящего на крыльце Коробка я душевно послал на три буквы, добился от него того же и отправился ловить гуляющую вокруг пруда Викусика. Это оказалось не слишком простым занятием, потому как трехметровые девушки, испытывая сильное душевное волнение, бегают довольно быстро, да и орут при этом громко. Все равно, загнав подругу в угол (не спрашивайте, где я его нашел в парке), я добился конструктивного диалога, быстро переросшего в костедробительные объятия и еще одну порцию завываний на тему «Витя мне так страааашно было!». Легко иметь дело с людьми, умеющими отделять правду от лжи. Всем советую таких друзей.

Мир и покой вернулись в «Жасминную тень».

Или как-то так, думал я, захваченный гигантской девушкой, вовсе не собиравшейся меня куда-то отпускать. Какое-то время назад мы оказались разделены и жили в разных местах, от чего Викусик соскучилась до зубовного скрипа. Как она почти сразу призналась, в том лагере, куда она попала вместе с Данко и другими нашими…

— Стоп, — внезапно прозрел я, — Викусь, а где Вадим? Вадим Юсупов? Он же в коме…

Еще одни костедробительные объятия и море слез. Вадим умер, не приходя в сознание. Я висел в воздухе, сжимаемый Викусиком, и скрежетал зубами. Парня было жалко, очень жалко. Способности извратили его, превратив в машину для убийства, готовую накинуться на любого, кто проявит хоть что-то, что можно расценить как провокацию. Вадим жил с этим, боролся как мог, был самым аккуратным и деликатным человеком, которого я только знал в обоих жизнях. Затем атака нашей общаги. Он угодил в кому, сдерживая себя от вспышки ярости, которая могла кончиться трупами, в том числе и нашими. Хороший парень… был.

Посидели на берегу, погрустили. Снега немного, но вполне достаточно, чтобы не отморозить задницы.

— А что с Васей? Колуновым? — наконец, спросил я.

— Вася… Вася скоро приедет, — ответила мне Викусик, не сводя глаз с замерзшей поверхности пруда, — Сюда. Жить с нами.

— Серьезно? — вспомнил я пацана с вечно горящей головой, — Он же маленький.

— Он повзрослел, Витя, — тускло улыбнулась мне подруга, — Чуть-чуть. И хочет жить с нами. Пока не…

— Пока не угодил в космическую программу, — кивнул я, — Понятно. Хорошо.

Только в сказках у историй бывает счастливый конец, где все радуются и смеются, а им дуют в жопу. Реальность дает слегка иную картину. Это вовсе не значит, что ты не можешь добиться для себя счастья и хорошей жизни, отнюдь. Можешь, если приложишь к этому силы. Просто это не будет получено, это будет заработано. Тяжелым трудом, потраченными годами, профдеформацией. Это будет вершиной, куда забираются люди, разучивающиеся смеяться. Счастливые концы без счастья.

У нас, неогенов? Еще хуже. Васе Колунову не нужен воздух, пища и вода, он регенерирует как «чистый». Его будущая судьба — за пределами нашей планеты, на орбите, Луне, Марсе. Сделать по этому поводу почти ничего нельзя, слишком многое один Вася может сделать для всего человечества. И именно, что один. В ином случае, у него вполне могла быть компания из «призраков», но вопрос со всеми советскими неогенами, находящимися в этом состоянии, сейчас сильно подвешен. В том числе и благодаря мне.

— Хорошо, что его здесь не было, когда ты появился! — с чувством сказала Викусик, — Вить, это было очень страшно! Это было… как осьминог огромный! Я чуть не умерла, когда ты на меня заполз!

Так, делаем галочку — эту новую форму рядом с впечатлительными людьми не применяем. На самом деле, эти полтора месяца сумасшествия дали мне куда больше, но выяснять самостоятельно я ничего не буду. Вот пойдем обследоваться, заглянем к Соломону Самуиловичу, а там и ясно будет. Да еще и товарищ Молоко… по радио будет.

— Вот кто вас надоумил тогда пытаться меня остановить, а? — бросил я взгляд искоса на Викусика, — И зачем?

— Как это кто? — заморгала та глазищами, — У тебя с работы позвонили, сказали в здание не пропускать! Ну так, просто уговорить дождаться…

— Дождаться кого? — уточнил я, — Кто приехал, когда я всё-таки заполз домой?

— Никого… — растерялась девушка.

Таааак, запомним.

Додумать такую интересную мысль мне не дали. По льду пруда в нашу сторону легконого и грациозно неслась одетая в одну только майку Янлинь, что-то орущая и размахивающая руками. Рванув ей навстречу, я вновь, в который раз за этот чертов день, получил себе на грудь бабу, но, к счастью, на этот раз без слез.

— Он живой! — страшно прошептала мне в лицо молодая китаянка, делая большие-большие глаза, — Он жив!

— Кто⁈ — совсем не понял я происходящего, но расслабляя многие мышцы, включая и жопные, — Кто⁈

— Он! Который в бочке! — нервно выкрикнула товарищ Цао, — Витя! Вероника зовёт! Побежали!

Здрасти, я ваша тетя. Кто в бочке? В какой… Вольфганг?!! Так, Викуся, пора бежать! Потом досидим!

В комнате Вероники уже вовсю наводили суету Палатенцо и сама, собственно, Вероника. Девушки неорганизованно метались, издавали странные звуки и ругались плачущими голосами. Позволив Янлинь присоединиться к этой движухе, я молча наблюдал