Встреча кафедрального собора с готическим стилем произошла еще и под влиянием некоторых исторических феноменов, воздействие которых продолжается по сей день. Первый из них – усиление роли епископов после григорианской реформы, которое во второй половине XII века освободило Церковь от влияния светской феодальной власти. Второй – это усилившаяся роль короля в возведении соборов. Разрешение на постройку собора надо было испрашивать у короля. Этой прерогативой короли пользовались более широко в зависимости от внимания, каковое они еще с конца XII века уделяли тому, что называлось строительством современного государства. Так соборы оказались связанными с возникавшими государствами и зарождающимися нациями. Городской памятник, кафедральный собор должен был стать памятником государственным. Готика еще усилила рациональный аспект в структуре соборов. Крупнейший американский историк искусства Эрвин Панофски подчеркивал параллелизм между готическим стилем соборов и схоластической мыслью. Кафедральные соборы еще и сегодня возвышаются подобно высшей форме одной из основополагающих черт европейского духа – сочетанию разума и веры. Стоит добавить, что этот период был еще и временем быстрого обогащения христианского мира, которым он особенно обязан развитию сельского хозяйства и коммерциализации излишков сельскохозяйственной продукции. Вознося хвалу Шартру, Пеги знал, что говорил, так выразившись о его кафедральном соборе: «Это венок колосьев, который никогда не завянет». А американский историк искусства Генри Краус, развенчивая фантастическую гипотезу о том, что в Средние века соборы якобы возводились без денежных средств, просто на дары прихожан и посредством их же даровой рабочей силы, доказывает, что, по его выражению, gold was the mortar (все цементировалось золотом).

Готический стиль также позволил соборам лучше наполнять архитектурные элементы высоким смысловым содержанием. Тут речь идет о портале, и в особенности о портале западного фасада собора. Соборная паперть, портал соборов, первым крупным воплощением которого стал в XII веке кафедральный собор Сант-Яго де Компостеллы, усиливает спасительную роль соборов, напоминая о евангельском изречении Христа Ego sum janua, «Я есмь врата», означающем, что попасть на небеса могут только набожные и благочестивые. Таким образом подчеркивается эсхатологический характер собора, проявляющийся и в таком, увы, совершенно исчезнувшем по причине невежества послесредневекового духовенства (за исключением Шартрского собора) элементе, как лабиринт. Роль порталов еще и в том, что они позволили полностью вывести за пределы собора скульптуры. Выведение скульптур вовне собора, на его портал, позволило предложить восхищенным взорам паствы – и для ее поучения – как изображения царей Иудеи и Израиля (с легкостью узнаваемых в соборе Парижской Богоматери и отождествленных с французскими королями, чьи отбитые в эпоху Революции головы были в 1977 году обнаружены в парижском частном доме), так и образы истории в ее христианской интерпретации, Страшный суд, конец исторического времени.

К этому аспекту, еще так недавно одному из наиболее спорных, надо добавить уже в те времена проблему использования в соборах красок. Название блестящего эссе Алена Эрланд-Бранденбурга «Когда соборы раскрашивали» подчеркивает, как анахронично сегодня выглядят и внутреннее убранство, и внешние стены кафедральных соборов. Однако фанатичные приверженцы возвращения к использованию красок, зачастую пользуясь совсем неподходящими «звуком и освещением», не должны забывать, что в расцветке статуй и стенных ковров соборы концентрировали силу божественного белого свечения, навстречу которому были широко распахнуты.

Важным моментом готических кафедральных соборов был период, который описывает Жорж Дюби в своем главном труде «Времена кафедральных соборов» – на его основе он потом сделал прекрасный телевизионный фильм. Это был период с ИЗО по 1280 год. В этот период, пользуясь его же выражением, «горизонты европейской цивилизации глубочайшим образом изменились». Это время ознаменовалось невиданным соперничеством в возведении соборов все более грандиозных, все больше устремленных ввысь. Это то самое, что Жан Гимпель назвал «мировым рекордом духа». Средневековые соборы подали пример XX веку с его «мировым рекордом духа» – построением небоскребов. Самым большим собором был Амьенский, площадью в 7700 квадратных метров, строившийся с 1220 по 1269 год. Собор Парижской Богоматери, возводившийся начиная с 1163 года, имел высоту сводов 35 метров, Богоматери Шартрской, возводившийся начиная с 1195-го – 36, 5 метра; Богоматери Реймсской в 1212 году достигал 38 метров; Амьенской в 1221 году – 42 метров. Такая чрезмерность приводила к катастрофам. Своды кафедрального собора в Труа рухнули в 1228 году. Башня собора в Сансе обвалилась в 1267-м, и – катастрофа, приобретшая символический характер, – клирос кафедрального собора в Бовэ, чемпион по высоте, достигавший 48 метров, обрушился в 1284-м.

Весь этот период строительство готических кафедральных соборов особенно процветало во Франции, точнее, в регионе Иль-де-Франс, так что это искусство иногда именовали «французским искусством». Некоторые большие французские соборы действительно послужили образцом для соборов в Южной Франции или в других европейских регионах. После пожара в 1174 году кафедральный собор в Кентербери вдохновился собором в Сенсе; начиная с 1220 года собор в Бургосе копирует собор из пяти нефов в Бурже, и после 1248 года собор в Кельне берет за образец соборы в Амьене и Бовэ. В Нарбонне папа Климент IV, в прошлом архиепископ города, в 1268 году публично выражает пожелание, чтобы будущий собор «подражал» северным кафедральным соборам Французского королевства. Но самое главное здесь то, что очень скоро соборы покрывают лицо всей Европы. Если в Скандинавии сооруженный в XII столетии Лунд в Швеции остается собором романского стиля, то Роскильде в Дании – переходный от романского стиля к готике – превращается в нечто вроде национального собора; подобное же происходит и в Праге во времена правления императора Карла IV – там в XIV веке подрядчиком и руководителем строительных работ был француз; перестроенный в XIV веке в готическом стиле Гнезно – национальный польский кафедральный собор, и в то же время в Южной Испании испанские христиане присоединяют к кафедральному собору в Севилье восхитительную мусульманскую башню Хиральду.

Разразившийся в XIV веке кризис, осушив множество источников финансирования соборного строительства, оставляет на территории Европы недостроенные кафедральные соборы, возвышающееся ностальгическими руинами воплощение недостижимости идеала. Таковы соборы в Нарбонне, в Сиене, кафедральный собор в Милане. Последний, когда миланцы пожелают в середине XIV века достроить его, станет объектом ожесточенных споров, где в роли технических изобретателей соборной конструкции ломбардские каменщики схлестнутся с французскими мастерами, умение и опыт – с математической наукой. Ремесленная традиция выступит против университетского знания. Миланский собор достоит недостроенным до XX столетия, но этот спор так и останется примером того, какие проблемы возникали из-за памятников, не знавших себе равных, – такими были кафедральные соборы.

Прежде чем проследить эволюцию кафедральных соборов после XV века, следует заметить, что термин «кафедральный собор» сегодня стал общим обозначением некоей конструкции экстраординарной величины и значимости. В таком значении термин применяли и к мыслительным построениям, и к средневековым литературным произведениям. Эрвин Панофски видел в «Сумме теологии» Фомы Аквинского схоластический кафедральный собор, а Жорж Дюби считал «Божественную комедию» Данте «последним из кафедральных соборов».