Медленно повернув голову, столкнулся с большими, карими глазами. До боли знакомыми. В них не было сожаления. Не было сочувствия, излишнего сострадания или неуместной в этот момент жалости. Они смотрели с нужной мне сейчас толикой горечи, но вместе с тем с пониманием и невероятной силой ― пока ещё не постижимой, ― силой, которая каким―то невероятным образом сумела сдержать и посадить на стальную цепь безжалостного, беспощадного Зверя, который в этот день родился в невинной душе.

Эти глаза усмирили Его. Приручили. Но лишь на время. Потому что, однажды ощутив терпкий вкус свободы, Тьма ни за что не остановится, пока не завладеет всем: и душой, и телом, и сердцем, и мыслями. Пока не погубит и не растопчет всё, что несет жизнь и любовь.

Пока не отнимет самое дорогое.

Пока окончательно не уничтожит свет.

Наши дни

Подавил непрошенные воспоминания ещё одним мощным ударом топора.

На этот раз он стал последним ― «великан» накренился, а затем с шумом рухнул на землю. Очередное срубленное дерево. Очередной день, так похожий на все остальные.

Очередные мысли, словно водоворот, раз от раза пытающиеся затянуть меня обратно в прошлое, из которого я так долго выбирался. Но так и не понял… выбрался ли?

До боли знакомые руки подняли перед лицом ёмкость с водой. Я ненадолго задержал взгляд на женщине, которая занимала в сердце такое особенное место, а затем подвинулся ближе и сделал несколько больших глотков. Меня так долго мучила жажда, что, дорвавшись, наконец, до воды, я практически целиком осушил кувшин.

— Ты совсем не отдыхаешь, ― обеспокоенно сказала Алита, опуская руки вниз.

— Не устал, ― выговорил, вновь принимаясь за дело.

— Ты перестал спать, ― на мгновение замер, но ничего не ответил. ― Долгие месяцы ты работаешь так много, как не работает ни один житель племени. Словно пытаешься извести себя…

— Ураган разрушил почти две трети поселения. И теперь я пытаюсь исправить это.

— И из―за этого же кричишь по ночам?

Ноги сами приросли к земле. Виски болезненно заныли, пытаясь снова вбросить меня в тот день. К ней. К той, мысли о которой всё это время не покидали меня ни на мгновение. И которая виделась мне каждый раз, стоило лишь закрыть глаза.

— Скажи своей матери, ― теплая рука Алиты нежно легла на плечо, ― что причиняет тебе такую боль? Что заставляет так сильно страдать? ― молчал, поэтому она продолжала. ― Ты снова от чего―то бежишь? Делаешь то же, что и двадцать лет назад?

— Со мной всё в порядке, ты зря переживаешь… ― начал было, но её рука, развернувшая моё лицо, заставила запнуться.

— Ты никогда не мог солгать мне, ― твердо, но со всей любовью сказала Алита, ― ещё мальчишкой, эти небесные глаза всегда выдавали тебя. И даже спустя годы это не изменилось.

Молча смотрел, представляя ей возможность увидеть всё то, что было ей так необходимо, а затем накрыл ладонью её руку, бережно снял её со своей щеки и ласково коснулся губами. Я не мог не заметить боли в дорогих глазах, но знал, что не могу её заглушить. Просто не имею для этого сил.

— Это никогда не изменится, ― тихо ответил, ― эти небесные глаза всегда ответят на любой твой вопрос, но не заставляй меня говорить. Не вынуждай произносить вслух то, с чем твой сын ещё не научился справляться… позволь ему молчать. ― сглотнув, пропустил два болезненных удара. ― Прошу. Позволь мне молчать.

Заметив, насколько тяжело мне даются слова, Алита выдохнула и прижала меня к себе. Так крепко и нежно одновременно умела обнимать только она. Оказывая поддержку, отдавая все свои силы и, вместе с тем, даря свою безграничную любовь и ласку.

Эта женщина стала мне матерью, которой я отдал частичку себя. Матерью, которая целовала меня и пела, когда я не мог уснуть. Матерью, которая у меня просто была. Единственной, чьи руки я мог почувствовать наяву.

— Я приготовила твои любимые итальянские спагетти, ― слегка всхлипнув, словно не сумев сдержать эмоции, прошептала она, ― не забудь поесть, когда придешь и не задерживайся здесь допоздна.

Когда она немного отстранилась, коротко кивнул.

Алита выдержала паузу, а затем сосредоточила на мне свой взгляд.

— Я буду любить тебя до своего последнего вздоха. Если будет необходимо, мы с отцом отдадим за тебя свои жизни. И что бы ты ни сделал, кем бы ни предпочел стать ― это место всегда было, есть и будет твоим домом. А земли Прерии всегда будут тебя ждать. ― она нежно коснулась ладонью моей щеки. ― Я хочу, чтобы ты помнил об этих словах каждую минуту, Чавеио. И всегда слушал своё сердце. Оно ― наш лучший учитель. И лишь оно способно указать верный путь.

Ощутив её прохладные губы на своём лбу, невольно прикрыл глаза.

Её любовь была благословлением. Даром свыше. Каждый её жест, каждое слово, сказанное с такой заботой и лаской снова и снова в стократ уменьшали мою боль.

Делали её глуше.

С каждым её нежным прикосновением я чувствовал, как во мне что―то, но менялось. Злость в бессилии отступала, а по венам начинало разливаться тепло. Я становился живее, мои мысли прояснялись, а раны переставали кровоточить.

Но стоило матери лишь на мгновение разжать свои объятия, как боль возвращалась вновь. Ударяя сильнее. Разрушая защиту ещё больше, чем прежде.

Я не знал, смогу ли когда―нибудь выбраться из этого адского пепелища: избавиться от Его власти, снять с себя болезненно мучительные оковы, но понимал, что до тех пор, пока маленький мальчик будет испуганно жаться в углу ― взрослый мужчина не сможет дать врагу достойный отпор.

До тех пор, пока они оба будут пытаться убежать от разъяренного, дикого Зверя, тот будет становиться лишь сильнее, а его удары ― лишь сокрушительнее.

А я не могу этого допустить.

Поднял топор с земли и со всей силой замахнулся над срубленным деревом.

Наносил удар за ударом, очищая ствол от веток и разрубая его на части, чувствуя, как с каждым движением страх маленького мальчика перед безжалостным, бешеным Зверем начинает медленно покидать моё тело.

Тот, кто с самого детства привык бежать от самого себя, от своей настоящей жизни, теперь становился смелее и мужественнее. В моих глазах больше не было растерянности. Пальцы сжимались в кулаки увереннее и сильнее. И теперь я не боялся посмотреть своим страхам в лицо.

Солнце стало медленно заходить за горизонт, ― на ещё недавно золотистые поля прерии