— Как знать? Во всяком случае, подозреваю, мой отец состоял в какой-то военной ложе, когда служил в Индии.

— Очень интересно, все эти военные ложи, — заметил Уинстон Дин, чтобы сказать хоть что-нибудь.

Сэр Малькольм снова обратился к рисункам мелом:

— Это называется у вас картиной ложи, так, кажется? Не знал, что их выводят вручную…

— Это старая традиция, она восходит ко временам действующих лож, — пояснил Хиклс. — Сегодня у каждой ложи той или иной степени своя картина. Как уже говорил Досточтимый наш брат, мы опробовали очень древний уставной ритуал, и в те времена была в ходу как раз такая картина.

Сэр Малькольм достал из кармана записную книжку. Старший инспектор наблюдал такое впервые. Обычно благородный сыщик не делал никаких записей — полагался на свою исключительную память. Сейчас же он срисовал выведенные мелом знаки в записную книжку и положил ее обратно в карман.

— Господин Дин, не могли бы вы показать текст устава, который зачитывался сегодня во время ритуала?

Досточтимый брат возмутился:

— Но это же нарушение всех правил!

— Полноте, Досточтимейший, ведь речь идет, как вы сами сказали, о временах давно минувших. И даже будь там хоть мало-мальская тайна, ее уже давно все знают! Разве не все древние уставы были описаны с соответствующими пояснениями?

— Только не этот!

— Тогда откуда вы о нем узнали?

— Из одного французского манускрипта, его нашел наш брат Майкл Вогэм, — ответил Дин. — Мы расшифровали текст устава, перевели и распечатали на машинке, чтобы проще было его толковать и исполнять описанный в нем ритуал. Всем участникам выдается по экземпляру текста, каждый читает помеченные для него реплики и сопровождает их соответствующими жестами. Сейчас все экземпляры собраны у меня, и я вовсе не обязан их отдавать.

Дуглас Форбс решил, что пришло наконец время заявить о себе. До сих пор старший инспектор стоял молча, предоставив своему именитому другу вести допрос по его усмотрению, но теперь, когда вознамерились перечить Скотланд-Ярду, разве он мог такое стерпеть?

— Сэр, — строго сказал он, — ваши бумаги такие же улики, как и все остальное в этом помещении, а его, кстати, я велю опечатать. Так что соблаговолите выполнить просьбу сэра Малькольма.

Мэтр Артур Куперсмит вскочил, точно черт из табакерки:

— Я решительно протестую против подобных мер, потому что считаю их противозаконными! Эти уставы — достояние масонского ордена и не имеют никакого отношения к смерти несчастного Джона Ливингстона! Вы и символы солнца и луны унесете? А может, Библию и стулья заодно прихватите?

Старший инспектор позволил сэру Малькольму ответить на дерзкий выпад адвоката. Правда, он это сделал довольно своеобразно:

— Сказать по правде, господа, я считал, что франкмасоны во время своих церемоний надевают белые перчатки…

— Так и есть, — ответил Досточтимый. — Мы сняли их перед вашим приходом вместе с передниками. И уж если вам угодно знать все до конца, я снял и перевязь почетного председательствующего офицера, а брат Хиклс — перевязь первого стража. Вы их тоже желаете осмотреть?

— Инспектор, будьте добры, соберите все перчатки и перевязи и пометьте, кому что принадлежит, — попросил благородный сыщик.

Адвокат снова возмутился:

— Это грубейший произвол! Мы в Великобритании, а здесь, насколько мне известно, чтут традиции и права!

Сэр Малькольм как будто его не слышал и, подойдя к престолу Досточтимого Дина, задал другой вопрос:

— Уважаемый сэр, на брате Ливингстоне была перевязь? Ведь до того как перевоплотиться в Хирама, он держал плато второго стража, не так ли?

Дин заметно смутился, и Хиклс поспешил ответить вместо него:

— Право, странно. Он, наверно, забыл перевязь дома.

— Неужели? А я думал, все атрибуты хранятся в ложе…

— Мы забираем с собой только передники и перевязи. Как, впрочем, и перчатки…

Тут благородный сыщик спросил:

— Кстати, а где перчатки Ливингстона? Такое впечатление, будто все его масонские принадлежности вдруг разом испарились!

— Ничего подобного, — резко возразил Майкл Вогэм, — вот эти перчатки как раз не мои, а, судя по всему, Джона!

Форбс подошел к цветоводу и поинтересовался:

— Почему вы так уверены, что у вас оказались перчатки покойного Ливингстона?

— Они у нас помечены на запястье инициалами владельца. Видите, здесь вышито «Дж. Л.».

— Когда же вы успели их подменить?

— Я, должно быть, оставил свои на стуле, перед тем как мы спустились в нижний зал. Тогда кто-то из братьев, наверно, по ошибке…

— Прихватил ваши, а вместо них подложил перчатки покойного? Не кажется ли вам это странным? Может, кто-нибудь еще попробует объяснить?

Члены ложи как будто не расслышали вопрос. Сэр Малькольм какое-то время хранил молчание, хотя присутствующим пауза показалась слишком затянувшейся, а потом наконец спросил:

— Ну что ж, господа, вынужден заметить, что вы говорите далеко не всю правду. Да-да, господа! Так куда же подевались масонские атрибуты вашего брата? И что означает эта подмена перчаток? С другой стороны, я не настолько наивен, чтобы поверить, к примеру, в то, что ликоподий может гореть ярким пламенем. Да будет вам известно, он горит так, что от его огня и сигарету не прикурить… А чтобы опалить брови вашему другу Ливингстону… Нет уж. Тут что-то другое, и вам очень хотелось бы это скрыть. Так что я вынужден просить вас оставаться на своих местах, пока не соберут все ваши атрибуты и по приказу старшего инспектора не обыщут здесь все помещения. К тому же на обыск уйдет не так уж много времени, ведь, как я понимаю, кроме зала, где мы находимся, и еще одного, на первом этаже, где у вас трапезная, остаются только гардеробная, или, по-вашему, притвор, и комната для размышлений.

Гробовую тишину, последовавшую за столь категоричным заявлением, нарушил лишь гул автоматически включившегося обогревателя.

Форбс сложил все собранные принадлежности в мешок для вещественных доказательств, прикрепив к каждой ярлык, который был подписан собственноручно, хотя и весьма неохотно, ее владельцем. Когда старший инспектор собрался было уходить, сэр Малькольм подозвал его и тихонько шепнул ему на ухо:

— Обыщите лично и маленький кабинет на том же этаже. Ничуть не удивлюсь, если там отыщется что-нибудь эдакое.

И Форбс ушел, прихватив с собой мешок с вещественными доказательствами.

— Сэр Малькольм, вы ведете себя совершенно возмутительно! — резко заявил Уинстон Дин. — Если отец ваш действительно был одним из наших, вам пристало бы относиться к нам с большим уважением, хотя бы в память о нем.

— Господин Дин, отец у меня был антикваром. И человеком чести, притом настолько, что не позволял себе обманывать клиентов ни в единой, даже самой ничтожной мелочи, умаляющей цену предлагаемой на продажу вещи, особенно если покупатель был неискушенным. Здесь же в роли неискушенного выступаю я, а вы пытаетесь меня обвести вокруг пальца, утаив не какую-нибудь мелочь, а важные показания. Что же произошло на самом деле? Вы сговорились молчать. Но вы совершили большую ошибку. Отныне, что бы вы ни делали, что бы ни говорили, я буду вас подозревать, и вполне оправданно.