— Подвинься, — спокойным тоном сказал, глядя на мать и улыбаясь.

Оксана автоматически сдвинулась на место, которое только что освободила Марийка, недоуменно глядя то на меня, то на отца с матерью. Я сидел и смотрел на мать. Ей было лет тридцать пять, высокая, почти в рост отца, она была очень красива. Но не той спокойной, ласковой красотой, которая характерна для большинства красивых женщин. Мать была щедро одарена редкой грацией, которую можно сравнить с грацией пантеры. Гордая, опасная красота человека, который остается независимым, как бы ни повернулась жизнь, красота, которая убьет, умрет, но не подчинится. Кто глава этой семьи, сомнения не вызывало. Она смотрела на меня, и в ее глазах цвета темного золота сменяли друг друга и смешивались друг с другом удивление, надежда и улыбка. Отец недоуменно смотрел на нас, не зная, как ему реагировать. Обстановку разрядила мать.

— Давай снедать, — то ли спрашивая, то ли утверждая, обратилась она к отцу, и тот, хмыкнув, потянулся ложкой к казану.

Мы молча ели чуть теплую вчерашнюю кашу. Молчание нарушил отец, закончив завтрак и начав производственную пятиминутку.

— Я в кузню еду — работы много, — коротко определил он свои задачи на сегодня.

— Дрова нужно возить, дров мало на зиму, — просительно вступила мать, глядя на отца.

Тот лишь неопределенно хмыкнул.

По бурным эмоциям Богдана стало ясно, что этот разговор каким-то боком касается его. Куски услышанных разговоров сложились в картину. Видимо, вчера Богдан с Оксаной поехали в лес по дрова, там Богдана и прихватило так, что батю отправили за теткой Мотрей.

— Мы с Оксаной поедем, — заявил полувопросительно.

— Никуда я с ним не поеду, — начала тараторить Оксана. — Он вчера меня так напугал — лежит как мертвый, я его еле в подводу затащила.

— Что было, то былью поросло. — Я вновь посмотрел в глаза матери, прося ее поддержки.

Она с грустью взглянула на меня.

— Поедете с Богданом — больше некому, — не терпящим возражения тоном отрезала мать. — Идите собирайте воз.

Отец, перед тем как отправиться в кузню, помог нам запрячь лошадь, придирчиво указывая то мне, то Оксане на мелкие огрехи.

Пока мы собирались, я с интересом рассматривал родительское подворье. Строения располагались в виде буквы «П»: с одной стороны дом, хлев и птичник под одной крышей, напротив — сарай и стодола.[3]Замыкало композицию здание, которое я назвал летней кухней, поскольку в ней был очаг, но без трубы. Дым вытягивался в дырку, оставленную в створе крыши. На зиму дыра была заткнута снопом соломы, и здание служило в качестве амбара, из него же дверь вела в погреб. За летней кухней на пологом склоне начинался огород, обсаженный по кругу молодыми плодовыми деревьями. Склон заканчивался заливным лугом небольшой реки, сразу за которой начинался густой лес. На первый взгляд от нашей хаты до реки по прямой было чуть больше полукилометра. Кузня стояла метрах в ста ниже по дороге, на самом отшибе села.

Пока мы собирали необходимый инструмент, а именно: топор, двуручную пилу, моток толстой веревки, две короткие толстые дубовые доски и железный крюк с круглым ушком в конце, — я пытался найти в доме какое-то оружие. Точно помнил из истории, что в этот период развития человечества нужно ходить с оружием. Как и в любой другой. Не найдя в доме ничего похожего на боевое оружие, собрал кое-какие материалы, которые решил превратить в копье. Нашелся старый кованый нож без ручки, сантиметров двадцать пять длиной, ровная палка орешника чуть больше двух метров, тонкий ручной буравчик, достаточно острый нож-засапожник и кусок тонкой конопляной бечевки. К этому набору добавился двадцатисантиметровый ровный кусок ветки, который я аккуратно расколол топором, небольшое поленце и точильный камень.

Пока собирал все это, Оксана успела влезть на козлы и, взяв вожжи в руки, всем своим видом показывала, что уступать это место она не собирается. Оксана ростом была пониже матери, но формами ей уже не уступала, и было видно, что в скором будущем обгонит ее в некоторых размерах, которые обязательно учитывать при кройке платья. Оценив, как она выглядит, сидя на козлах, и поняв, что такую демонстрацию своей душевной красоты односельчанам сестра не даст разрушить никому, залез в середину воза и, прислонившись спиной к козлам, принялся осуществлять задуманное. Буравчиком высверлил в торце палки орешника несколько отверстий, пытаясь повторить профиль концовки ножа, которую крепят в рукоятке. Прочистив отверстия — где ножом, где буравчиком — от лишней сердцевины и соединив их в щель, туго обмотал конец палки конопляной бечевкой, чтобы не лопнула, когда буду забивать концовку ножа. Зажав торцы поленца пятками, со второго удара обухом по концовке ножа достаточно глубоко вогнал его в торец. Любуясь полученной в результате Т-образной фигурой и уперев концовку ножа в приготовленное отверстие, начал аккуратными ударами обухом топора по полену забивать концевик ножа в палку. Осмотрел полученный результат. Нож плотно сидел в торце палки, превратившись в наконечник небольшого копьеца. Из расколотых кусков ветки после непродолжительного строгания и воссоединения получилась перекладина рогатины, которую плотно примотал к древку, проделав в нем для этого сквозную дырку буравчиком. Осталось подточить острие точильным камнем, чем и занимался, пока мы не заехали в лес. Остановились.

Здесь мы искали все, что может пойти на дрова: толстые сухие ветки, бурелом, сухостой, и, очистив подходящий объект от мелких веток, распилив на куски четырех-пяти метров длиной, грузили на воз. Что могли, затаскивали сами, остальное — конем. Для этого в конец бревна вгоняли железный крюк, через ушко веревками привязывали коня и тащили волоком к возу. Дальше по приставленным дубовым доскам затягивали бревно на воз. Когда нагрузили первый воз, Оксана отправилась домой — благо там было кому помочь разгрузить, а я остался дальше рубить сучья. Перед этим, когда мы переводили дух после загрузки, я спросил ее:

— Оксана, а где я вчера забился?

— А вон оттуда бежал, лица на тебе не было, все кричал: «Тикай, Оксано!» — добре, что я коня не распрягла, развернула воз, а ты добег почти, но запнулся, грохнулся лбом о пенек — и лежишь, как мрец,[4]белый весь. И чего ты туда только поперся — дров и тут везде полно.

— Кабы ж я знал чего, то сказал бы… — Пытаясь вызвать воспоминания Богдана о вчерашнем дне, я уже собирался пройтись вчерашним маршрутом и разобраться, что же случилось на самом деле. — А дальше-то что было?

— А что дальше — дальше сама не знаю. Как тебя на воз затащила — видно, Бог помог, тяжелый ты, как колода, гоню в село, а сама реву и голошу всем: «Богдан забился!» А ты лежишь белый, только голову на ямах мотает да о воз бьет, как поленом, и ни звука. — Сестра разревелась от воспоминаний, обняла меня и начала целовать в щеки. — Боже, как же напугал, непутевый ты наш.