добавили еще по нескольку человек к спискам имен, включив туда почти всех заметных людей страны.

Потом довольно долго ничего примечательного не случалось. В июне 1828-го мы воздвигли на вымышленном острове школу для тысячи детей. Вот как это выглядело. Остров имел пятьдесят миль в поперечнике и уж точно больше походил на колдовскую страну или дивную выдумку, чем на обыденную реальность. Некоторым частям острова зловещее великолепие придавали острые скалы, стремительные потоки и ревущие водопады; там и сям высился расколотый молнией или засохший от старости дуб, и, словно в напоминание одинокому путнику о том, каким был когда-то дряхлый исполин, вкруг серого ствола вился молодой побег. В других частях зеленела трава, ручьи журчали средь цветущих лужаек или приветливых лесов, в которых, по слухам, обитали феи. По опушкам вышитым ковром пестрели лиловые и желтые примулы, а воздух был напоен сладким ароматом полевых цветов и звенел от голосов кукушки и горлицы, от звонких трелей дрозда.

Особой примечательностью дворцовой школы был превосходный большой парк; красивое чередование холмов и долин разнообразило ландшафт, который без этого мог бы показаться несколько монотонным. Холмы венчались тенистыми рощами, по равнинам вились чистые ручьи, орошая берега, так что их зелень становилась еще пышнее; прозрачные озера, над которыми нависали плакучая ива, изящная лиственница, величественный дуб и вечнозеленый лавр, поблескивали, словно оправленные в изумруд зеркала некоего исполина. Утверждали, что часто, когда все затихает, над самым красивым из этих озер слышится волшебная музыка, и крохотная барка сандалового дерева, с янтарной мачтой, шелковыми вантами и парусами, с веслами слоновой кости скользит по безбурной глади; ее миниатюрные пассажиры собирают кувшинки, а затем, пристав к берегу, расправляют прозрачные крылышки и пропадают при звуке человеческих шагов, словно утренний туман под лучами солнца.

Над прекрасной рощей морозника и вьющейся жимолости встает величавый беломраморный дворец, чьи изящные колонны и высокие башенки кажутся творением могущественных джиннов, а не слабых человеческих рук. Поднявшись по мраморным ступеням, вы через парадные двери попадаете в огромный зал с коринфскими колоннами белого мрамора. Посреди зала колоссальная статуя держит в каждой руке по хрустальной вазе, из которой бьют водяные струи; рассыпавшись мириадами алмазов и жемчугов, они падают в чашу чистого золота и уходят в отверстие, чтобы вновь забить в других частях парка искристыми фонтанами. От них берет начало множество ручейков, питающих реку, которая бежит в океан.

Дальний конец зала украшают апельсиновые деревья с золотыми плодами и благоуханными цветами, часто на одной ветке. Из зала вы попадаете в другой роскошный и просторный покой, где стены задрапированы малиновым бархатом, а под высоким куполом висит прекраснейшая люстра червонного золота с подвесками из чистого хрусталя. Два камина палевого итальянского мрамора стоят по противоположным его стенам; колонны у них рифленые, а их коринфские капители увиты золотыми венками. Отсюда можно пройти в комнату поменьше, но чрезвычайно изысканную, с маленькими колоннами белого мрамора; диваны здесь обтянуты голубым бархатом, расшитым серебряными цветами.

А теперь от великолепных залов и роскошных гостиных я должна перейти к описанию сцен совершенно иного рода. В зале с фонтаном, за статуей, есть маленькая дверца, скрытая портьерой белого шелка. Она открывается в каморку с огромной железной дверью в дальней стене. Дверь эта ведет в длинный темный коридор, заканчивающийся лестницей в подземную темницу, которую я сейчас опишу.

Это огромное сводчатое помещение; асфальтовая лампа озаряет тусклым мертвенным светом лишь малую его часть – все остальное покрыто тьмой и мраком. Посредине четыре столпа черного мрамора поддерживают плиту из того же камня. В дальнем конце высится железный трон. В разных частях темницы можно видеть орудия пыток, ибо здесь неправеднейшие из судей вершат расправу над мерзкими босяками: К. Н. и его шайкой, С., Т. О. Д. и остальными. Отсюда есть двери в камеры, предоставленные в личное безраздельное пользование Хэлу Штукарю, босякам и непослушным школьникам. Камеры эти темные, сводчатые и расположены так глубоко под землей, что сколько ни кричи – наверху не услышат; самые жестокие истязания могли бы твориться здесь безнаказанно, не будь ключи от темницы у меня, а от камер – у Эмили, а железные двери нельзя ни выломать, ни открыть другими ключами, кроме наших.

Дети, живущие в этом великолепном дворце, все сплошь из знатнейших родов королевства; исключение делается только для таких, как Джонни Локкарт. Управляет школой под нашим началом герцог Веллингтон, но должность эта чисто номинальная и почетная, потому что на нашу просьбу стать директором его светлость ответил следующим письмом:

Маленькие король и королевы (таковы наши титулы), сожалею, что деятельность военного и политика не позволяет мне взять на себя попечение о сотнях, не говоря уже о тысячах детей, если должность эта не будет чисто номинальной и мне не предоставят несколько десятков заместителей.

С каковой просьбой остаюсь вашим покорным подданным,

В.

Просьба его светлости была удовлетворена.

За порядком среди детей и за их прогулками надзирают маркиз Доуро и лорд Чарлз Уэлсли. Правила у этих воспитателей своеобразные: они водят подопечных в самые дикие и опасные части острова, прыгают по скалам, через пропасти и расселины и нимало не заботятся, идут школьники за ними или отстали, так что после каждой прогулки недосчитываются десятка питомцев – их находят через несколько дней в канавах и зеленых изгородях с поломанными ногами и разбитыми головами, так что сэру А. Хьюму, сэру Э. Куперу и сэру Г. Хэлфорду предоставляется отличная возможность продемонстрировать различные методы вправления костей и трепанации черепа.

Обязанность колотить детей за дурное поведение возложена на полковника О’Шонесси и его племянника Фогарти, что те и делают очень толково и старательно по поводу и без повода. Я забыла упомянуть, что у Брэнуэлла есть черная дубинка, которой он иногда лупит школьников, да еще как! На этом про детей пока все.

Еще среди наших островитян есть Бейнсы: три брата Т., Э. и Т., известные также под именами Толтол, Неднед (или иногда Крысн) и Томтом. Это самая шкодливая троица на свете. Тол примерно два фута от земли, Нед вполовину ниже брата, а рост Тома составляет три четверти от роста Неда. Тол носит адвокатскую мантию и большой парик до пят, в который закутывается целиком; Крысн щеголяет в куске дерюги, который подвязывает веревкой на шее и на ногах, так что торчат как будто уши и хвост; Том одет репортером.

С год назад, когда мы гуляли в одном из лесов великолепного поместья Стретфилдси[8], у нас за спиной вдруг раздался тоненький голосок:

– Сегодня бушевала буря, теперь же