Не иначе как сейчас Луна обходит Землю и медленно направляется к приливу.

Внезапно пошли сильные потуги. Энергия, став глыбой, старалась прорваться к выходу. Маи вытянула руку, чтобы опереться. Она хотела хоть что-нибудь схватить.

...Рождается!

Когда ощущение растеклось по всему телу, сознание Маи отдалилось куда-то очень далеко.

Наверно, потеря сознания длилась не более двух-трех минут. Придя в себя, Маи уловила маленькую тень, копошащуюся между ее бедер.

Младенец беззвучно выползал из матки, извиваясь телом и стараясь поднять верхнюю его часть, умело используя две руки. Казалось, будто он плывет. Молчаливое движение, не сопровождаемое первым криком младенца... Только одно это доказывало, что у него уже есть воля.

Грудь Маи не переполнилась радостью и волнением, которые следует испытывать от материнства. Тело смутно осознало тот факт, что наконец он родился. Наверно, победило чувство успокоения, что она избавилась от инородного тела.

Когда глаза привыкли к темноте, Маи разглядела, как маленькая фигура постепенно становилась больше и больше.

Младенец, чье тело было полностью покрыто липкими околоплодными водами, светился наготой при свете звезд и с отчаянным видом держал в руках что-то похожее на веревку. Перекрученная веревка, которая тянулась из его тела... похоже, он держал пуповину.

Хоть он и родился, но еще не был разделен с ее телом, связан пуповиной. Совсем как той веревкой, которая болталась в шахте. Захотелось быстро ее перерезать. Однако Маи не могла сделать этого сама, лежала совершенно обессиленная. Значит, придется оставить все как есть.

По сравнению с замученной Маи, младенец был очень энергичен. Он натянул двумя руками пуповину, больше похожую на канат, и захватил ее ртом, стараясь перегрызть. Конечно, это не означало, что у него уже были зубы. Красными деснами он вгрызся в центр пуповины, судорожно мотая головой из стороны в сторону. Это выглядело настолько ужасно, что невозможно было поверить, будто это младенец. Маленькое личико искривилось оскалом сатаны.

Покончив с этим, младенец достал из полиэтиленового пакета, валяющегося у ног, влажное полотенце и начал вытирать свое тело.

Это полотенце, похоже, и было именно той вещью, которую Маи сама приготовила вместе с веревкой и о которой забыла. Свалившись и подвернув лодыжку, она лежала так, что не могла увидеть его.

Наверно, она не осознавала, что ей приказали подготовиться к родам, что она подчинялась командам зародыша, развивающегося в матке. Однако Маи этот факт не мог прийти в голову.

Матка Маи продолжала сокращаться. Она попробовала немного поднатужиться, и тут же возникло ощущение, будто вышел послед. Как только это произошло, живот Маи будто сдулся.

Теперь, из-за ставшего плоским живота, она смогла разглядеть фигуру младенца.

Он вытирал свое тельце. Спокойно, будто разглаживал складки. Он знал, что надо делать после рождения, и мастерски справлялся с этим.

Закончив вытираться, младенец, присев на корточки, начал двигать ртом.

... Что он делает?

Движения, совершаемые ртом и руками, свидетельствовали о том, что он что-то ест. Вид с жадностью жующего младенца пробудил в Маи аппетит, она подняла голову.

Кровь густо-красного цвета окрасила маленькие губки. Послышалось чавканье беззубого рта, кусающего мясо.

Очень похоже, что он ел послед.

Он набивал полный рот очень питательным последом. Внезапно тело младенца начало увеличиваться, он набирал жизненные силы. Поедая часть внутренности Маи, у которой от голода и сил не осталось, младенец удовлетворенно улыбался.

В темноте их взгляды встретились. На маленьком личике в это мгновение отразилась печаль.

— Ты Садако Ямамура? — с трудом спросила Маи.

Младенец, не отводя глаз, наклонил вперед головку, ко лбу которой прилипли мягкие волоски. Это выглядело так, будто он подтверждает то, что он Садако Ямамура.

Свисающая веревка коснулась его плеча.

Младенец решительно схватился за эту веревку и бросил пристальный взгляд на Маи. В его поведении читалось желание выйти в другой мир. Младенец собирался взобраться по веревке.

Как она и думала, он начал подтягивать свое тело выше и выше. На полпути остановился, посмотрел сверху на Маи, подмигнул и послал ей осмысленный взгляд. Может, он даже взывал к чему-то? Враждебности, сострадания, ненависти не было. Может быть, невозможно прочитать порывы души по выражению маленького морщинистого личика?..

Вскоре, достигнув начала вентиляционной шахты, младенец, залитый светом звезд, приобрел контурные очертания. Перегрызенная им пуповина была четко видна в середине контура. Пуповина была похожа и на хвост зверя, и на рога черта.

Младенец стоял на краю шахты и смотрел на Маи. У нее возникла мысль уцепиться за эту черную фигурку.

...Помоги.

Кроме него никого. Остается просить помощи только у существа, которое сама родила... Защищать должна сторона, которая рожает, но они поменялись местами.

Просьба оказалась напрасной. Младенец стал втаскивать веревку наверх. Так же ловко, как отгрыз пуповину. Может, он не хотел оставлять ее привязанной, чтобы она не смогла вылезти.

Однако она мечтала о том, чтобы он хотя бы только опустил веревку. Существовала какая-то причина, по которой он специально оборвал единственную паутинку, связывающую ее с другим миром. Навечно ей теперь оставаться в аду.

Маи отчаянно взывала к нему, она была оскорблена жестокостью младенца.

Движения младенца были само спокойствие. Он вел себя так, будто совсем не слышал просьб Маи.

...Пожалуйста, не бросай.

Когда веревка была втянута наверх, личико младенца исчезло из отверстия вентиляционной шахты. Что же он теперь делает? Сверху доносился еще звук его шажков. Значит, он не ушел.

Младенец, снова заглянув в отверстие, быстро взмахнул левой ручкой и бросил что-то вниз. При слабом освещении это что-то напоминало свернувшуюся змею. Моток несколько раз спутавшейся веревки упал на живот Маи. Что это? Простое озорство? Или это злой умысел?

Младенец засмеялся и, не колеблясь, исчез в темноте ночи.

Куда сейчас он идет и что потом будет?

В глазах Маи пуповина, короткий конец которой торчал из младенца, навсегда осталась олицетворением черта.

Со стороны Токийского залива донесся гудок парохода. Звук был похож на вой волка, на крик по крайней мере живого существа. Где-то рядом, отзываясь, залаяла собака. И море близко, и улица, где живут люди, не так далеко, как она думала. Несмотря на это, здесь правят законы совершенно другого мира.

Прилив, наверно, сменился на отлив. Ничего особенного не произошло. Жизнь и смерть, не противореча друг другу, прекрасно сосуществовали в этом пространстве.