Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да. Пожалуй, стоит поговорить об этом с кухаркой. Горничная смотрела на него с забавным недоумением.
– С ней-то зачем? Вы можете поговорить и со мной. Уж я-то все сделаю ни капельки не хуже. С моим огромным удовольствием, ваша светлость.
К его немалому удивлению, горничная бросила свой совок и метнулась к нему. Она присела перед ним, прильнув своей роскошной грудью.
– Ваша светлость, вы такой из себя видный, справный мужчина. Вы будто созданы, чтобы согревать девичьи постели. Знаете, как холодно по ночам у меня на чердаке?
Грэм от растерянности даже дышать перестал.
– Я распоряжусь насчет одеяла, – сказал он.
Ее ладонь тем временем ласкающими движениями скользила все выше и выше по его бедру. Он хотел возмутиться, сжать колени, но его тело отреагировало помимо воли.
– А что? Вы любите пирожки. А мне так нравится ваша сосиска, – мурлыкала она. – Давайте по-быстренькому на столе, а?
– Извольте объясниться. – Он просто не мог не реагировать на ее ласки.
– Ну… милок, шалун – это такая большая толстая сосиска, прям как ваша, – сказала она, глядя на него с обожанием.
Он уже и не знал, благодарить ее или отругать.
Горничная все прижималась к нему своей необъятной грудью. Он весь напрягся. Впрочем, ничего похожего на сумасшествие прошедшей ночи. Вчера он был нежным и страстным. А сейчас его охватила чистой воды похоть, ничего возвышенного. Грэм сам себе ужаснулся. Надо поскорее забыть эту рыжеволосую ведьму. Легко сказать, тело ведь так просто не обманешь.
Он отстранил руки горничной, пытаясь освободиться от ее объятий.
– Вы меня не так поняли, – сказал он.
Тем временем по паркетному полу раздались гулкие шаги. В комнату кто-то шел. В дверях появился брат Грэма. Горничная испуганно вскрикнула, схватила свое ведро и стремглав убежала.
Не сводя недоумевающего взгляда с брата, Кеннет уселся в кресло напротив него.
– Что-то случилось?
– Горничная… э-э-э… теребила мою сосиску, – сдавленно прохрипел Грэм.
Кеннет недовольно посмотрел на брата.
– Нужна помощь? Ты, конечно же, не стал бы… – Я, конечно же, не стал бы, – перебил его Грэм. – Я просто случайно упомянул, что люблю пирожки с вареньем.
– Господи, Грэм, я же тебя предупреждал, что слуг надо держать на расстоянии. Ты что, разве не знаешь, что на жаргоне «пирожком"» называют женские гениталии?
Грэм почувствовал, что краснеет.
– Откуда мне это знать? – пробормотал он. – Она думала, что я хочу облизать ее… – Он закрыл лицо руками и застонал. Потом, глядя сквозь пальцы на брата, он спросил: – А что тогда значит «по-быстренькому на столе»?
– Любовные игры на столе.
У Грэма вырвался еще один стон.
– Вообще-то неплохо, – ухмыльнулся Кеннет. – Только не советую заниматься этим на сервированном столе. Видишь ли, китайский фарфор – вещь довольно хрупкая. А вообще, ты не хочешь поделиться со мной новостями по э-э-э… этому вопросу?
С трудом восстановив самообладание, Грэм пристально посмотрел на брата, потом отпил глоток чая и поморщился. Он, конечно, стал истинным английским аристократом, приобрел лоск и манеры, но так и не научился пить это безвкусное пойло. То ли дело чашечка крепкого бодрящего кофе…
– Единственная новость, которую я могу тебе сообщить, – это то, что ты выпил весь мой кофе. Уже не в первый раз.
Кеннет пожал плечами и стащил у брата оладью.
– А что ты хочешь? Я скоро стану отцом. Естественно, что я пью за троих: за себя, за Бадру и за малыша.
– Похоже; ты пьешь кофе впрок, как верблюд воду. И ешь ты тоже за троих. – Грэм выхватил у брата оладью и бросил ее обратно на тарелку из тончайшего фарфора. – Если не прекратишь столько есть, то скоро в дверь перестанешь проходить, будешь толще жены.
Кеннет насмешливо приподнял бровь и похлопал себя по плоскому животу:
– Здесь места еще хоть отбавляй. И мы с женой планируем не останавливаться на достигнутом.
– Дай бедной женщине отдохнуть хоть немного, прежде чем вы заселите еще одну пустующую детскую наверху, – покачал головой Грэм. На его лице показалась нежная улыбка. – Как там Бадра? Она уже два дня не спускается к обеду. Она хорошо себя чувствует?
Он достаточно хорошо изучил брата, чтобы разглядеть беспокойство в его глазах.
– Она сильно устала. Доктор говорит, что малыша можно ждать со дня на день. Она готова. Давно готова. Да и я тоже, – добавил он со вздохом.
Грэму было неловко. Он чувствовал, что брат беспокоится, но не знал, как его поддержать.
– С ней все будет хорошо, – сказал он решительно.
– Я знаю. Все, хватит об этом. – Кеннет вытянул ноги и забарабанил пальцами по белоснежной кружевной скатерти. – Ты лучше расскажи, как ты порезвился ночью.
Кеннет пытался прикрыть свое беспокойство развязным тоном, но Грэм знал, что брат по-настоящему переживает за него. Он печально улыбнулся и откинулся на спинку кресла, вспоминая все подробности.
– Порезвился я… ну, в общем, неплохо. Грэм почувствовал, что брат искренне рад за него. Подумать только, ведь они и познакомились-то по-настоящему меньше года назад. А до того Грэм вообще считал брата врагом. Хотя как только он осуществит задуманное, его отправят на эшафот и они больше никогда не увидятся…
Кеннет испустил вопль радости и со всей силы стукнул брата по спине.
– Я в тебе не сомневался! Поздравляю! – Потом он огляделся и покраснел. – Прости. Ну, расскажи, все прошло, как ты задумывал? Никаких осечек?
Улыбка постепенно сходила с его лица, когда Грэм, сжав кулаки, произнес:
– Пара осечек все же была. Она рыжая. Зеленоглазая, Все как в моем кошмаре.
Кеннет тихо выругался.
– Она, в смысле та женщина, была в парике. А в темноте цвет глаз было не различить.
– Прости, Грэм, я не…
– Тебе не за что извиняться. Ведь если бы ты не подговорил меня на это… – Он поежился. – В итоге дело сделано. И должен признать, было весьма и весьма приятно. А утром я проснулся и понял, что жестоко обманулся.
Взгляд Кеннета стал острым, как кинжал.
– Так ты что, еще и спал там?
– Всю ночь, – вздохнул Кеннет. – Всю ночь напролет. Глаза Кеннета стали размером с блюдца.
– И что, никаких кошмаров?
– Ни единого.
Кеннет вцепился в тему мертвой хваткой.
– А может… Представь на минутку, вдруг она и есть ключ к твоим кошмарам, – высказал он свое предположение, пристально глядя на брата.
– Она? Мой самый кошмарный кошмар? – фыркнул Грэм.