— Да я и сам не более твоего понял, — почесал затылок мой собеседник.

Он поведал, что заступив на пост утром, с завистью следил за моими успехами, поскольку он сам заядлый рыбак. Когда я подошел к цилиндру, продолжал часовой, то упал, как подкошенный. В тот же миг он потерял сознание. Очнулся, когда я еще лежал на льду. Впечатление такое, будто простоял на ногах полдня. Я же через минуту поднялся на ноги, собрался и пошел домой. Он окликнул меня, чтобы выяснить, что произошло. Тем более, что исчез цилиндр.

Часовой на минуту задумался, а потом обратился ко мне:

— Прогар во льду обязательно обнаружат. Но если о цилиндре доложу я, начнут допрашивать, как он появился, как исчез. А я, как и ты, этого не знаю. Обвинят в том, что я спал, а не нес караульную службу. Губы не миновать, а то и под трибунал отдадут. А потому прошу, не рассказывай об этой хреновине. Пусть думают, что все это произошло после нас…

Так мы и договорились. Вскоре я уже был дома.

Странные метаформозы

Обычно, когда родители пытались выяснить подробности некоторых моих действий или правдивость слухов обо мне, я четко ориентировался в обстановке. Подтверждал то, что было мне на руку, отрицал или выдавал в нужном мне свете неблаговидные поступки. А чаще всего просто умалчивал о том, что родителям не надо было знать. Примерно так поступали и мои сверстники.

Но в тот раз что-то кардинально во мне сломалось. Приняв от меня и начав чистить рыбу, мать спросила, почему я задержался на рыбалке. Я ждал этого вполне логичного вопроса. Но мой ответ, несмотря на договоренность с часовым, поразил меня до глубины души. Будто не я, а кто-то иной в течение получаса, пока жарилась рыба, в подробностях рассказывал матери о том, что со мной в тот день произошло. Конец моего повествования услыхал и отец, пришедший на обед по телефонному приглашению мамы.

Я, как личность, был просто раздавлен содеянным мной, когда отец подошел к телефону и отдал приказ заменить состав караула на складе ГСМ. и через час старому составу караула было предписано явиться в его кабинет — кабинет командира отдельного артиллерийского дивизиона. Я ощущал себя предателем, но какой-то глубинный голос шептал мне успокаивающе: «Но ведь ты прав, ты говоришь людям правду…»

Ни допрос с пристрастием караула и меня в отцовском кабинете, ни исследование промоины от цилиндра группой офицеров под началом начхима, ни анализ проб морской воды, ни работа спецкомиссии из бригады не дали ничего, кроме фиксации факта повышенной радиации в месте предполагаемого нахождения объекта.

Часовому, который не доложил о происшествии, дали десять суток губы. Я чувствовал себя скотом, а внутренний голос продолжал нашептывать: «Успокойся. Ты прав».

«««

На Чукотке мы прожили еще полгода, пока отец в 1958 году не попал под сокращение. За это время со мной произошли кардинальные метаморфозы. Я, неизвестно почему, стал говорить правду, одну только правду. В результате за короткое время потерял доверие сверстников, но зато завоевал непререкаемый авторитет у родителей.

И еще. За три месяца до отъезда в дивизионе прошла плановая медкомиссия. Прошли ее и мы, дети офицеров. Под рентгеновскими лучами вечно пьяный фельдшер нашел у меня в левой руке, повыше локтя, маленький твердый предмет, вросший в ткань мышцы. Поскольку он меня не тревожил, фельдшер решил его не трогать. Правда, посоветовал отцу найти после демобилизации на Большой Земле хорошего хирурга и вырезать этот инородный предмет.

Алые паруса

В 1956 году, по пути на Чукотку, пассажирский корабль «Русь» зашел на рейд Петропавловск-Камчатского. Выглянув в иллюминатор, я оторопел: невдалеке от нас стояло большое трехмачтовое парусное судно. И, как у Грина, паруса его были красные (эффект заходящего солнца).

Ни отец, ни другие пассажиры «Руси» не смогли мне объяснить, откуда здесь взялся старинный (так мне казалось) корабль.

« « «

Многие месяцы меня не оставляла эта загадка. Пока в «Пионерской правде» я не прочитал материал об учебном паруснике «Товарищ»

Глава 2. Школьные годы. Юность

Зэковские — комсомольские

Летом 1958 года отца демобилизовали из рядов Советской Армии. Мы переехали с Чукотки на Украину — в Кривой Рог, где жила сестра отца. Там я пошел в пятый класс. Начал знакомиться с украинским языком, с обилием овощей и фруктов, с географией города, который из конца в конец растянулся на сто пятьдесят километров по пласту залегания железной руды. Ее перерабатывали пять горно-обогатительных комбинатов, каждый из которых возводился в формате ударных комсомольских строек. Но это не совсем соответствовало действительности. По призыву комсомола сюда приезжала только половина необходимых строителей. Другая половина — это досрочно освобожденные из тюрем и лагерей. Чтобы не вернуться назад в места заключения, они обязаны были отработать в Кривом Роге определенное время.

Многие из заключенных, получив место в общежитии, а в дальнейшем женившись, порвали с криминальной средой. А другие, отбывая необходимую повинность, оставались ворами, бандитами, грабителями. Они время от времени накаляли криминальную обстановку в городе, вызывая разнообразные тревожные слухи о действительных или мнимых событиях.

Зачастую в кинотеатрах по окончании сеанса оставался мертвый зритель, зарезанный в темноте зрительного зала. Поговаривали, что это результат картежных игр уголовников, когда проигрывалось одно из мест в том или ином кинотеатре.

Стало непреклонным правилом, что у старшеклассников шпана снимала наиболее красивые и дорогие фуражки, шапки. Уже на следующий день они появлялись в продаже на местных рынках

Раздевали женщин, изымая в пользу общака дорогие пальто, шубы, сумочки, драгоценности.

Обо всем этом мы узнавали из рассказов в школе, на улице, дома. Но один случай произошел на наших глазах. И случай неординарный.

Трехэтажный дом, в котором мы временно проживали, находился между территорией парка, жилым частным сектором и районом из двух-, трехэтажных жилых домов, возле которых была остановка трамвая. Так вот, однажды одну из женщин, которая шла с остановки к нашему дому, остановил грабитель. Угрожая ножом, он заставил бедную женщину снять потертое пальтецо и набросил ей на плечи дорогую натуральную шубу. Пригрозил, что убьет, если она по пути домой не будет кричать во весь голос «Теперь не раздевают, а одевают». Я еще был во дворе с одноклассниками, когда соседка, с дико расширенными глазами, бежала к своему подъезду, крича дурным голосом «теперь не раздевают, а одевают!»

« « «

Жители дома были уверены, что грабители еще появятся за «подаренной» шубой.