– Лина! – умоляюще воскликнула я. – Твой брат и так ни во что меня не ставит. Это ведь мое первое место, понимаешь? И он прекрасно об этом знает. Точно так же, как и о том, что мы с тобой подруги, а значит, можно творить, что хочешь.

– Пожалуйся папеньке, – Лина надула губы, – он его выпорет так, что сидеть не сможет.

– Лина!

– Что?

– А если кто-нибудь увидит, как мы болтаем?

– Да кто? Слуги уже закончили наверху, папенька по делам уехал, мачеха убежала к своей родне. Она всегда убегает, как только папенька из дому, и ноет, и жалуется – я уверена! У нее все время глаза на мокром месте.

– Может быть, ей просто одиноко?

– Ну да, – фыркнула Лина. – И то, что папенька ее драгоценностями и шелками заваливает, ничего не меняет.

Вообще-то нет, хотела сказать я. Но вместо этого спросила:

– Так что ты хотела рассказать? Только быстро.

С минуту желание меня проучить боролось с желанием поделиться любопытными новостями. В конце концов, пересилило второе, подруга схватила меня за рукав и потянула подальше от двери, к слабо мерцающему магическому артефакту-светильнику. Такие теперь были во многих домах, наравне с электрическими (первые ставили аристократы старой закалки, считая, что из двух зол прогресса надо выбирать меньшее, второе – просто богатые люди). От газовых светильников отказались почти все, хотя кое-где они еще встречались.

– Этот крысеныш наверняка подслушивает, – понизив голос до шепота, она чуть ли не ткнулась мне в ухо губами. – Во-первых, я кое-что узнала. Про твоего Пауля.

– Он не мой, – ответила я, хотя в груди сразу стало жарко.

Впрочем, Лина тут же остудила в свойственной ей манере:

– Он действительно из дельцов. Сколотил свое состояние на производстве этих драндулетов, у него завод в Вэлее. «Ваорхан», кажется. Много путешествует, покровительствует людям искусства. Собственно, эта выставка – его рук дело. Он все оплачивает, сделал огромное пожертвование в фонд музея и даже подарил музею одну из своих скульптур.

Да, теперь понятно, почему вокруг него так плясал мистер Ваттинг.

– Он вообще помешан на искусстве. Вкладывается в восстановление всяких античных скульптур, времен армалов, если не раньше. Такими деньгами бросается, которыми несколько детских домов год кормить можно. Разумеется, с ним многие хотят знаться, из-за его богатства. Не в достойном обществе, конечно, среди подобного ему сброда, тем более что он никогда не открывает своего лица и редко появляется на публике. Словом, чокнутый, – подвела итог Лина. – Так что держись от него подальше.

Интересно, слова «держись от него подальше» только на меня действуют наоборот?

Или дело не в словах?

– А теперь главное! – Глаза Лины возбужденно засверкали. – Папенька сказал, что ты можешь прийти на помолвку, и… – она выдержала паузу. – Не только. Ты можешь остаться на бал! Заодно и папеньку поблагодаришь лично.

Остаться? На бал?!

Коридор перед глазами слегка пошатнулся, вместе с витым магическим светильником в форме цветка. Сердце заколотилось с удвоенной силой, а дыхание перехватило. Одно дело думать про бал, представлять, как это будет, и совсем другое – знать, что ты можешь пойти! Только тут поняла, что есть одно маленькое «но». Маленькое «но» моего размера.

– У меня нет платья, – выдохнула разочарованно.

До помолвки осталось две недели, а даже если бы было больше, это ничего не решает. Все деньги ушли на пальто, которое теперь в крапинку, и не отчистишь.

– Это ты так думаешь, – гордо изрекла Лина. – Я отдам тебе свое. То бледно-сиреневое, с газовым шарфом, в котором я дебютировала. Все равно я его уже не надену, а на тебе его вряд ли кто-нибудь вспомнит.

Я вцепилась в запястье Лины с такой силой, что она поморщилась и отняла руку.

– Лотти! Ты меня поцарапала.

– Прости, – прошептала взволнованно. – Прости, прости, прости! Я просто очень-очень рада. Слов нет, чтобы рассказать, как… как я тебе благодарна за все, Лина!

Шагнула вперед и порывисто обняла подругу.

– Ладно, – проворчала она, выворачиваясь, но было видно, что Лина очень довольна, – если с этим решили, возвращайся.

В эту минуту хлопнула входная дверь, и мы разлетелись в разные стороны, как напуганные воробьи. Я едва успела скользнуть в классную комнату, когда снизу раздался высоковатый голос графа и вторящий ему – дворецкого. Их поглотил щелчок притворенной двери.

Илайджа, вместо того чтобы постигать грамматику вэлейского, считал ворон. Надо отдать ему должное, заметив меня, тут же уткнулся в тетрадку. Я сделала вид, что ничего не было: в конце концов, мне не положено выходить посреди занятия. Доиграемся мы с Линой когда-нибудь, ой доиграемся. И ведь влетит обеим!

Ай!

Подскочила на стуле и перехватила усмешку на лице юного лорда. Впрочем, усмешка тут же уступила место сосредоточенности, сквозь которую еще минут пять пробивалось не то хрюканье, не то квохтанье, тщетно сдерживаемое, но от этого еще более заметное. Я повертела в руках канцелярскую кнопку, на которую села, и заглянула в свои записи по арифметике.

Задам этому паршивцу примеры посложнее, пусть пыхтит!

Отобрала несколько и решила добавить еще пару задач. А потом невольно потянула к себе вэлейско-энгерийский словарь, чтобы убедиться, что память меня не обманывает.

Не обманула.

«Ваорхан» в переводе с вэлейского – ястреб.

4

Возможность поблагодарить графа Вудворда представилась мне чуть раньше, чем я рассчитывала, а если быть точной – ближе к вечеру следующего дня. Я как раз закончила занятия с Илайджей и собиралась домой, когда в классную комнату заглянула горничная и сообщила, что граф хочет меня видеть.

Осенние сумерки наступают рано, поэтому когда я спустилась в кабинет, там уже горели магические светильники. По сути, отличить их от газовых или электрических можно было по легкому мерцанию искр вокруг плафонов: это значило, что внутри заключен осветительный артефакт. Мягкий теплый свет скользил по ковру и створкам книжного шкафа, ласкал позолоту тяжелого рабочего стола. Сам граф стоял у окна, сложив руки за спиной, одну широкую ладонь в другую.

– Добрый вечер, милорд, – я сделала реверанс.

– Мисс Руа. – Он подошел ко мне, выдержав паузу, во время которой я не могла подняться по этикету. – Проходите. Присаживайтесь.

Он даже отодвинул стул, что показалось мне невероятно галантным. Невысокий, сероглазый мужчина с грубоватыми чертами и светлыми волосами. Плотного телосложения, но назвать его грузным язык бы не повернулся. Для своего возраста (немногим за пятьдесят) граф Вудворд выглядел превосходно. Ухоженное лицо, густая борода и холеные руки с крупными круглыми ногтями. Эти руки и пододвинули на край стола конверт, подписанный «Для мисс Шарлотты Руа». Почерк был резкий и неразборчивый, таким обычно пишут аптекари.