«Точно, сейчас на диван потащит, – вздохнула про себя Уля. – Одна радость, что кончит быстро – девчонки говорили, «мощность» у него как у комара: куснул – и тут же в сторону».

Но сил у Габаритова не было нынче даже и на укус – судя по всему, они утекли в кожаное кресло, когда он рассматривал похабные картинки.

Босс хлопнул Улю по плечу и скомандовал:

– Ну иди работай! А Темникова поставь на полосу про моду.

– Но вы же его из «Истины» переманили на завотдела, – забеспокоилась Уля. – А если он не согласится на корреспондента? И зарплата у него будет маленькая…

– А куда он денется? Из «Истины»-то уже уволился да, говорят, еще и со скандалом. Будет пахать на нас как миленький, гонорарами свою прежнюю зарплату догонять.

Андрею она позвонила. Выпалив на одном дыхании: «Извини, но между нами все кончено, я поняла, что, поженившись, мы совершили бы непростительную ошибку, тебе нужна другая женщина, а мне другой мужчина, думаю, встречаться нам больше не стоит, свои вещи ты можешь забрать сегодня до девяти вечера, ключ от квартиры оставь в прихожей», – она ждала, что Андрей начнет выспрашивать, что случилось, умолять о встрече, убеждать, что им непременно нужно объясниться… Но он молчал. Так долго, что Уля решила, что либо Свистков, бросив телефон, уже мчится к ней на службу, либо лишился дара речи и даже вообще – всех чувств. Она еще несколько секунд подержала паузу, а потом опасливо поинтересовалась:

– Андрей, ты что там, в обморок упал?

– Да нет, я в полном сознании, – неожиданно спокойным голосом ответил Свистков. – Я давно подготовился к такому исходу событий. Только вот полагал, что у тебя хватит смелости сказать мне все в глаза. Вещи я сегодня же заберу, ключ будет лежать на тумбочке. Удачи тебе на светском поприще.

– Ты… ты… я не поняла… Тебе все равно, что я тебя бросаю?

– Да нет, милая, это я от тебя ухожу, потому что понял: ты способна любить только себя и жить только в той помойке, к которой тебя приучили.

– В помойке? В какой помойке?

– Успокойся, в элитной.

Уля будто увидела, как Свистков горько усмехается.

– В мусорке, куда все эти звездюльки выкидывают использованные презервативы, объедки со своего стола, пустые бутылки, – продолжал Андрей. – Ты ведь у нас специализируешься на том, что «великие» едят, что пьют, с кем и как трахаются. А добывать такую информацию – это тяжкий и грязный труд.

– Да ты… ты… – захлебнулась от возмущения Уля. – Как ты смеешь?! Ты же знаешь, что они сами мне все про себя и других рассказывают! Что я с ними за одним столом… меня на всякие крутые вечеринки приглашают… А ты просто мелкий торгаш (вот где пригодилась выданная Габаритовым экс-жениху характеристика!) и завидуешь мне. Я была полная дура, что с тобой связалась да еще и замуж собралась. А за слова, что я кошка помойная, ты еще ответишь! Ты еще поплачешь горькими слезами! Я на тебя налоговую натравлю и милицию, которая всякими нарушениями в бизнесе занимается. У меня, знаешь, какие связи!

– Знаю-знаю. Ты с Федей Хиткоровым на «ты» и с его бывшей женой на короткой ноге. Только, милая моя, никто из них пальцем не шевельнет, чтобы что-то для тебя сделать.

– Ошибаешься! И Хиткоров, и Махалов, и Пепита мне каждый день звонят, мы дружим…

– Ха-ха-ха… – искренне расхохотался Андрей. – Дружим! Да как только Габаритов выкинет тебя на улицу, никто из этих друзей имени твоего не вспомнит! Ты им нужна до тех пор, пока их пиаришь да про их конкурентов грязные сплетни в газету проталкиваешь.

– Какая же ты, оказывается, сволочь, Свистков! – с искренним негодованием выпалила Уля. – Спасибо Алиджану, что он вмешался и не дал мне за тебя замуж выйти.

– Ну я так и понял, что без Габаритова тут не обошлось. Значит, сладкое примирение состоялось? И чем закончилась ваша душеспасительная беседа? Он тебя поимел или только потискал?

– Мразь! Хрен моржовый! – прошипела Уля, швыряя дорогой сотик на стол.

– И кого это ты так ласково?

Габаритов возник на пороге Улиного закутка так неожиданно, что Асеева вздрогнула. И тут же поняла: он стоял и подслушивал под дверью.

«Ну и хорошо, что Алиджан все слышал, – решила Уля, – теперь у него не будет никаких сомнений в том, что я порвала со Свистковым. А стало быть, и привычные, столь дорогие сердцу и кошельку милости не преминут возвратиться в самое короткое время».

– Да так, – делая вид, что смутилась, промямлила Уля. – Есть тут один, точнее, был…

– Я вот что подумал, – лаская Улю глазами, пропел Габаритов, – а не поехать ли тебе в Лондон на Уимблдонский турнир? Развеешься, по магазинам пробежишься. Ну и подробностей всяких скандальных, конечно, накопаешь.

– А Смирнов? Он возбухать будет, что тему его отдела мне отдали.

– Как возбухнет – так и опадет, – оскалился Габаритов.

Андрея Уля больше так и не видела. Первое время в ней клокотало желание отомстить, она даже обращалась к своим звездным приятелям, чтоб те помогли организовать милицейский или налоговый наезд на фирму бывшего жениха, но Махалов и Пепита заявили, что таких связей в органах у них нет, а гад Хиткоров пообещал все устроить, но заломил за свое посредничество в деле и подмазку нужным людям такие деньги, что от услуги пришлось отказаться.

Тему сексуальной жизни Махалова шеф решил дать в завтрашнем номере, но без анонса на первой полосе. Согласно правилам «Бытия», на титульной странице аршинными буквами могли быть представлены только две публикации: светский скандал и какой-нибудь ужастик из «народной жизни». Место светской сенсации сегодня захапал себе отдел происшествий с покушением на Ротяну. Он же залез и в «подвал» первой страницы: там решили проанонсировать материал про очередного мужика, которому жена в порыве то ли ревности, то ли страсти откусила кончик достоинства.

Такие истории, похожие друг на друга, как два обгрызенных «конца», появлялись на страницах «Бытия» не реже раза в месяц и до зубовного скрежета надоели даже самой редакции. Но Габаритов от них писался кипятком и требовал от корреспондента, нарывшего жареную темку, подробностей: был ли до момента «оскопления» половой акт или нет, если был, то в какой форме; свои зубы у жены-любовницы или вставные, сколько именно (в граммах, сантиметрах) она отхряпала; опомнилась ли потом, завернув окровавленный огрызок в тряпочку и вызвав «скорую», или сбежала, бросив мужика корчащимся от боли? Большой журналистской удачей Габаритов считал, если удавалось поставить в номер снимки «оскопленного» страдальца и его пострадавшего «достоинства». Тогда он давал распоряжение секретариату выписать автору материала повышенный гонорар, а врачу или медсестре, поспособствовавшим получению фотографий, разрешал выдать сверх оговоренной платы от пятидесяти до ста баксов.

Широкая и плотная агентурная сеть – главное достояние и гордость «Бытия». Ею опутано все: отделения милиции, МЧС, ГАИ, больницы, станции «Скорой помощи», роддома, префектуры, ДЭЗы, культурные центры, рестораны, казино, ночные клубы, спорткомитеты, футбольные и хоккейные клубы, ипподромы и прочая-прочая. Понятно, что «стучат» в «Бытие» не начальники всех этих учреждений, заведений и объединений. У начальников есть другие источники солидного «приработка» к официальному жалованью. На сделку с «Бытием» идут сотрудники среднего и низшего звена, которым, если и суют в карманы, то такую ерунду, что и говорить стыдно.