Хотя я была счастлива, спалось мне плохо, все еще преследовала та сцена, когда уводили Ангелину Тиндер. Меня даже покачнуло, когда я одевалась. Что-то и внутри меня пошатнулось, стронулось с места. Дрогнуло чувство защищенности и доверие – к кому? Не к Арту, ему я верю больше чем прежде. Как ни странно, кажется, я стала меньше доверять самой себе.

Я никогда не задумываюсь, как одеться. Не то что Джунипер – слышно, как она ворчит и вздыхает, раздраженно стаскивая через голову очередной прикид, вечно недовольная тем, как она выглядит. Встает на полчаса раньше только ради того, чтобы нарядиться, и каждое утро в итоге едва успевает выскочить из дома.

Со стороны мы с Джунипер выглядим почти копиями друг друга, а по-моему, мы уж до того разные. Кто не знает нас ближе, не знает наши характеры, тому нас трудно различить. Отпрыски чернокожего отца и белой матери, мы унаследовали от папы цвет кожи и карие глаза, форму носа и оттенок волос. От мамы унаследовали высокие скулы, длинные ноги и руки. Она хотела и нас тоже вовлечь в модельный бизнес, несколько раз и Джунипер и я снимались, но мы обе для такой работы не годимся: я – потому что принимать позы перед камерой не дает интеллектуального стимула, Джунипер – потому что под чужими взглядами она становится еще более неуклюжей, чем обычно.

Я надела кремовое льняное платье, нежно-розовый кардиган из тонкой шерсти и римские сандалии с золотыми ремешками, которые высоко обхватывают ногу. На улице уже тепло, и я люблю пастельные тона. Мама всем нам покупает одежду таких оттенков, она считает, когда члены семьи одеваются похоже, это их сближает. Некоторые даже нанимают стилистов, чтобы согласовать не только наряды, но и в целом облик семьи. Никому не хочется выглядеть наособицу, хотя Джунипер порой предпочитает одеться на свой лад, выбиваясь из семейной палитры. Мы не спорим – если кому от этого плохо, то лишь ей самой, хотя мама и огорчается, что в итоге семья выглядит негармонично, – по-моему, если кто и выглядит негармонично, то лишь Джунипер.

Я спустилась в столовую раньше нее, как обычно. Эван уже за столом, завтракает. На нем кремовые льняные брюки и светло-розовая футболка, и я счастлива, что мы с ним так похоже оделись – правильное начало дня.

Мама замерла перед телевизором.

– Смотрите, что мне вчера подарили, – почти пою я.

Никто не оборачивается.

– Йю-ху! – Я кручу в воздухе ногой, грациозная, словно балерина.

Эван наконец оглядывается на меня, видит лодыжку, которую я чуть ли не в лицо ему тычу.

– Ну, браслет, – со скукой в голосе произносит он.

– Не просто браслет. Это особый браслет, Эван – ножной. Анклет.

– На здоровье, Тиранотезаурус! – И он снова уткнулся в телевизор.

– Арт подарил! – еще громче распеваю я, пропархивая мимо мамы с папой к холодильнику за молоком.

– Дивно, дорогая, – отвечает мама механически, будто ничего и не слышала.

Я остановилась, вытаращилась на нее. Она полностью поглощена происходящим в телевизоре. Наконец и я присматриваюсь: News-24, Пиа Ванг ведет прямой эфир из Хайленд-касла. Пиа Ванг – корреспондентка, аккредитованная при Трибунале, она со всеми подробностями освещает каждый процесс, рассказывает все детали биографии Заклейменных и об их характере – и на суде, и потом. Ничего хорошего о них не говорит, само собой, отлично умеет закопать и сверху песочком присыпать, хотя надо отдать ей должное – она ведь рассказывает о Заклейменных, о тех, кто принял неверное решение, – и это правильно, что она не пытается наводить на эти истории глянец.

Я выглядываю в окно. Папиной машины уже нет. Наверное, его вызвали пораньше: готовить сюжет к эфиру. Так часто бывает.

– Этот случай привлек особое внимание, – говорит Пиа, лицо у нее – само совершенство, персиковый румянец на щеках. И одежда персикового цвета, свежа и аппетитна, идеальная фарфоровая куколка. Черные, словно лакированные волосы окаймляют маленькое невинное личико. Она идеальна. – Привлек внимание даже за рубежом. Видите, сколько людей собралось перед Трибуналом у замка Хайленд, чтобы поддержать своего любимого футболиста – Джимми Чайлда, лучшего форварда «Хамминг-сити», героя, столько раз приводившего нас к победе. И ныне он вновь торжествует, он вышел только что из замка, оправданный судьей Креваном и его помощниками: он не будет Заклейменным. Повторяю потрясающую новость для тех, кто присоединился к нам только что: Джимми Чайлд не приговорен к Клейму.

У меня челюсть отвисла.

– Что? Разве такое бывало раньше хоть раз?

Мама наконец оторвала взгляд от телевизора.

– Не знаю. Не могу припомнить. Ну, может быть, однажды, – неуверенно сказала она.

– Неудивительно, если учесть, что Кревану принадлежат акции футбольной команды, – выстрелила вдруг Джунипер у меня из-за спины, и я обернулась.

Мама тоже обернулась. Лицо встревоженное.

– Джунипер! – только и сказала она.

– Дэймон Креван владеет пятьдесят пятью процентами акций «Хамминг-сити», но это, разумеется, всего лишь совпадение. А мне так кажется, сегодня судили не этого гада, а его жену, – заявила Джунипер. – А ему как с гуся вода.

Никто не спорит. Лицо гламурной супруги Джимми Чайлда несколько недель подряд смотрело на нас со страниц всех газет. Каждая подробность ее жизни, каждая клеточка ее тела были выставлены напоказ, обсуждались на сплетнических сайтах и даже в новостях.

– Отправляйтесь в школу, – предостерегающим тоном говорит мама. – И хватит болтать, а то как бы и за вами не пришли, юная леди. – Она понарошку дергает Джунипер за нос.

Почти предугадала.

Выйдя во двор, я первым делом увидела Колин возле семейной машины. Дверь их дома была открыта, она, видимо, кого-то ждала. Я сообразила, что Колин не пойдет в школу, а, наверное, поедет в Трибунал, на суд. Сердце затрепетало, я пыталась сообразить, как же себя вести. Окликнуть ее? Наживу неприятности. Кто-нибудь в окно увидит, как я с ней общаюсь, и что, если на меня донесут? Или Боско увидит меня в окно своего огромного особняка или когда выйдет, отправляясь на работу? Сказать Колин «привет» – это будет выглядеть так, словно я нелояльна Трибуналу, перешла на сторону Колин и ее мамы. Не будет ли это считаться помощью Заклейменным? За это тоже судят. Но если пройду молча, это будет невежливо, и, в конце концов, Клеймо ведь только на ее матери, а не на самой Колин. Она повернула ко мне голову – и я не выдержала, я поспешно отвела взгляд.

За спиной я слышу, как Джунипер говорит Колин: «Хорошего дня!» – и меня раздражает, как естественно она это сказала, а потом нацепила наушники и отключилась.

Зато Арт уже стоит на остановке, и выглядит он прекрасно, как всегда. Добегаю и с разбегу напрыгиваю на него:

– Птичка!

– Мышка!

Он поцеловал меня, а я заторопилась рассказать новости:

– Ты уже слышал про Джимми Чайлда? – Я думала, Арт будет счастлив. Джимми Чайлд – его герой, еще год назад у Арта вся комната была обклеена постерами с его портретом. Как у большинства мальчишек. Во время процесса Арту представилась возможность встретиться с Джимми, хотя короткий обмен приветствиями в камере перед судом совсем не то, о чем он мечтал в детстве. И говорить об этом Арт со мной не хотел.