– Мне жаль. Они так стараются для тебя.

– Я знаю.

– Ну что, Крэйг, как в школе? – спрашивает папа.

Он накалывает на вилку кусочек тыквы и смотрит на меня сквозь очки. Папа невысокий и носит очки, зато, как он любит повторять, у него есть волосы – густая темная шевелюра, которая передалась и мне. Папа говорит, что мне крупно повезло, потому что с обеих сторон мне достались отличные гены, а «если ты вообразил, что у тебя депрессия, то представь, что с тобой было бы, знай ты, что скоро облысеешь, как все остальные!» Прямо обхохотаться как смешно.

– Нормально, – говорю я.

– Чем занимался?

– Сидел в классе и выполнял указания учителя.

Мы звеним приборами. Я отправляю в рот первую порцию – тщательно уложенные на вилку рис, курицу, тыкву – и разминаю по небу. Я это съем. Я жую, чувствую, что это вкусно, поэтому приподнимаю язык и проталкиваю еду дальше. Я ее удержу. Так, порядок. Еда внутри.

– Как прошла… эта… история Америки?

– Не очень. Меня вызвали, а я не смог ответить.

– Ах, Крэйг… – говорит мама.

Я начинаю конструировать новую порцию еды.

– Что значит – не смог ответить? – спрашивает папа.

– Я знал ответ, но… но… просто…

– Сбился, – подсказывает мама.

Я киваю и кладу в рот вторую порцию.

– Крэйг, ну нельзя же так.

– Милый… – говорит мама отцу.

– Если знаешь ответ, то надо ответить, что здесь непонятного?

Папа нагребает полную вилку тыквы и закидывает ее в рот как в топку.

– Не нападай на него, – говорит мама.

– Я не нападаю, я пытаюсь поговорить по душам, – улыбается папа. – У тебя светлая голова, Крэйг – просто поверь в себя и отвечай, когда спрашивают. Как раньше. Помнишь, нам даже приходилось просить тебя помолчать хоть немного!

– Теперь все по-другому…

Третья порция пошла.

– Мы с матерью все понимаем и делаем все, чтобы тебе помочь. Верно я говорю? – Он смотрит через стол на маму.

– Да.

– Я тоже! – говорит Сара. – Я тоже делаю все что могу.

– Это правда, – говорит мама, протягивает руку и треплет Сару по волосам. – Ты у нас умничка.

– Вчера я мог бы покурить травку, но не стал, – говорю я, скрючившись перед тарелкой и глядя снизу вверх.

– Крэйг! – рявкает отец.

– Давайте не будем об этом, – говорит мама.

– Но вы должны знать, ведь это важно. Я провожу эксперименты над своим сознанием, проверяю, как оно реагирует.

– Ты понимаешь, о чем говоришь?

– Только не при сестре! – говорит мама. – Слушай, у нас тут с Джорданом такое приключилось!

Услышав свое имя, спаниель вбегает на кухню и занимает неизменный пост возле мамы.

– Сегодня я возила его к ветеринару.

– Значит, ты не ходила на работу?

– Угадал.

– Так вот почему ты сегодня готовила!

– Да, поэтому.

Я завидую маме. Завидую тому, как она управляется со своими делами. Я бы не смог взять выходной, отвезти собаку к ветеринару, а потом приготовить ужин. Для меня это просто уму непостижимо, я бы и треть этого не осилил. Как же я собираюсь управляться со своим собственным домом?

– И знаешь, что случилось у ветеринара?

– Просто с ума сойти! – говорит Сара.

– У него иногда судороги, вот я и отвезла его в очередной раз, – рассказывает мама. – Ты не поверишь, что сказал ветеринар!

– И что?

– В прошлый раз у Джордана брали кровь на анализ, и вот пришли результаты. Мы с Джорданом ждем в комнатушке, – вел он себя просто отлично, – выходит ветеринар с результатами и говорит: «Эти показатели несовместимы с жизнью».

Я смеюсь так, что еда на вилке трясется.

– Что это значит?

– Я так и спросила! Оказывается, уровень сахара в крови у собак должен быть от сорока до ста. Угадай, сколько у Джордана?

– Сколько?

– Девять.

– Ваф! – тявкает Джордан.

– Это еще не все, – со смехом продолжает мама. – Там есть еще один показатель, что-то связанное с соотношением энзимов, так вот он должен быть между десятью и тридцатью, а у нашего Джордана – сто восемьдесят!

– Хороший песик, – говорит отец.

– Ветеринар просто не знает, как к этому относиться. Он сказал продолжать давать ему пищевые добавки и витамины, но то, что он медицинский феномен, это точно.

Я смотрю на Джордана: вдавленная косматая мордочка, черный нос, большие темные глаза, похожие на мои. Лежит, опустив голову на пушистые передние лапки, пыхтит и пускает слюни.

– По всем показателям жить он не должен, но живет как ни в чем не бывало! – говорит мама.

Я снова смотрю на Джордана. О чем тебе переживать, приятель? У тебя есть отличное оправдание. У тебя плохая кровь. Наверное, тебе нравится жить на свете; по крайней мере, мне бы нравилось, будь я на твоем месте. Только и делаешь, что ешь и охраняешь маму. Вот житуха. Ни тебе тестов, ни тебе домашних заданий. И ты не должен ничего покупать.

– Крэйг?

Ты не должен жить, но живешь. Может, махнемся?

– Э… по-моему, это здорово.

– Это вообще замечательно, – подтверждает мама. – Эта собака живет одной милостью Господней!

Ну да, конечно, Бог. Как я мог о нем забыть?! Если верить маме, без него я не пойду на поправку. Но я уже давно понял, что Бог – никчемный мозгоправ. Он исповедует терапевтическую методику «ничего не надо делать». Ты рассказываешь ему о своих проблемах, а он тупо ничего не делает.

– Я все, – говорит Сара.

Она отставляет свою тарелку и выбегает из кухни, позвав за собой Джордана. Тот трусит за ней.

– Я тоже больше не могу, – говорю я.

Я осилил пять порций. Мой желудок урчит и быстро закрывается. Очень хорошая, совершенно безвредная еда, с ней у меня не будет никаких проблем. А вообще мне следовало бы съесть три тарелки такой еды! Я же растущий организм, у меня не должно быть проблем со сном, я должен заниматься спортом! Должен с девочками встречаться, искать себя в этом мире. Мне бы следовало вовсю есть, спать, пить, учиться, смотреть телик и быть нормальным.

– Съешь еще немножко, Крэйг, – говорит мама. – Я не заставляю, но ты должен поесть.

Она права. Я съем еще. Я разрезаю тыкву на улицы и авеню, накалываю большой кусок на вилку, отправляю в рот. Я тебя съем. Я жую тыкву, такую мягкую, податливую, так легко принимающую форму, идеально подходящую к моей глотке. Сладковатая. Теперь удержать. Тыква уже в желудке. Я обливаюсь потом. При родителях я потею еще сильнее. В моем желудке шесть порций еды. Он полон. Я смогу удержать в себе шесть порций. Я их не выброшу. Я не выкину еду, которую приготовила моя мама. Если собака может жить, значит, я могу есть. Я держу еду. Сжимаю кулаки. Напрягаю мышцы.