Побарабанил по подлокотнику, поглядел на Холмского:

– Как в Литву съездили, известие мое неутешительное. – Повторил снова. – Неутешительная поездка. Великий князь Витовт на слове многое обещал, а как на деле, поглядим. – Вздохнул. – А оковы на Тверь князь литовский одеть постарался.

Молчавший до того владыка тверской Вассиан заговорил:

– Сын мой, князь Борис, и вы, бояре думные, земля наша не в разоре нуждается, а в единении. Господь взывал перековать мечи на орала, а копья на серпы.

– Владыка, – повысил голос тверской князь Борис, – слова твои – увещевания, мы не приемлем, когда Московское княжество руку к Твери тянет.

Холмский приподнялся, в сердцах выкрикнул:

– Владыка Вассиан, проповедь свою ты бы к московским князьям обратил. Эвон, как они нас теснят!

Вассиан поднялся и, глядя на великого князя Бориса, сказал четко:

– Сын мой, помини, имя твое – Человек.

И оскорбленно поджав губы, покинул Думу, не проронив больше ни слова.

В палате воцарилась тишина. Холмский прервал ее:

– Епископ забыл, что он в Твери живет.

Отпустив бояр, великий князь сошел с помоста, остановил хотевшего покинуть палату дворецкого:

– Скажи, Семен, что мыслишь ты о словах Вассиана?

Боярин в глаза князю посмотрел:

– Владыка истину изрек. Потому орда нас била и помыкала, что мы врозь тянем. И сами конца усобице не видим. Пря между Москвой и Тверью не стихает. Вот и ты, княже, никак не угомонишься, все мыслишь, как бы выше Москвы прыгнуть.

Борис Александрович нахмурился:

– Дерзок ты, боярин Семен.

– Не серчай, княже. Ты сам меня спросил, а я сказываю, как моя совесть велит.

– И за то спасибо, что истину сказываешь как понимаешь. А Тверь ноне с Витовтом уговор держит, и нам, тверским князьям, надобно помыслить, как честь свою блюсти, не лечь под ноги Москве.

– Дай Бог, те, княже, удачи. Рад буду Тверь видеть на взлете.

Великий князь взмахнул рукой:

– Добро, боярин, не станем загодя мыслить, время покажет.

* * *

Тверь жила своими заботами. С утра стучали топоры плотников, звенели молоты в кузницах, дымили печи гончаров. Из леса волокли бревна, ставили срубы изб, рубили боярские хоромы сразу же за Кремником.

На луговых проталинах поднялась первая сочная трава. Пастух пригнал на них стадо. Коровы и козы щипали зеленя, чавкали под копытами лужи.

Князь Борис с утра посмотрел, как мастеровые умельцы рубят бревна угловой башни Кремника. Хорошо ставят, вяжут крепко, без скоб и гвоздей. Так могут работать разве что на Руси, где все церкви и хоромы княжеские сделаны без металла…

За городскими стенами, где площадь торговая, ряды и лавки, крытые свежим тесом, лепятся одна к другой, и все торжище тверское плахами вымощено. По воскресеньям здесь всегда людно. Свои ряды у каждого ремесленного мастерового: у кузнецов и плотников, гончаров и кожевников, чеботарей и шорников.

А особо широкие крытые ряды и лавки у гостей торговых, приезжавших с земель Востока. Здесь торг ведут шелками и тканями заморскими, изделиями из золота и каменьями дорогими…

Чуть поодаль на крючьях свисают туши говяжьи, свиные, бараньи, кровавят. На полках птица битая, рыба свежая…

Полюбовался князь уменью мастеровых, однако червь сомнения уж сколько лет его точит. Ведь не позже чем вчера сам же и попрекал бояр, что пора не по старинке жить, а к новине лик поворотить. Не бревнами огораживаться, а из камня Кремль ставить. И коли еще хоромы дворцовые, да палаты боярские – ни один пожар не грозил бы городу. Ноне, ежели запылает какой пожар, так и гляди, что на весь город перекинется. И пылает, пока несколько улиц не выгорит.

Полюбовавшись работой мастеровых, князь через торговый и ремесленный Подол выбрался на тверскую дорогу к ближайшей кузнице, приземистой, крытой дерном.

Из открытых окон чадило угольной гарью, окалиной. Борис Александрович остановился у широких дверей. В отрочестве он часто захаживал в кузницы, любил глядеть, как кузницы куют, кто броню, кто сабли и наконечники. Бородатый, с взлохмаченной копной волос кузнец стучал молотком по раскаленному металлу. Увидев князя, не переставая стучать, кивнул:

– Здрави будь, княже.

– Здорово, Роман. Что без помощника?

– Артамон задержался, печь в избе перекладывает.

Сунул железо в горно, качнул мехами. Они дыхнули, и угли заалели. Кузнец улыбнулся в бороду:

– Мужик еще не отсеялся, хлеба в земле, а он уже жать готовится, серп заказал.

– Поди, хозяин рачительный. – Присел на стоявший у двери чурбан. – А скажи, Роман, как лучше город крепить, изгородью бревенчатой аль камнем?

Кузнец прищурился:

– Ты, княже, спрашиваешь, дороже аль дешевле? Ежели камнем, дороже, бревнами дешевле. Эвон леса вокруг и мужики в силе. А коли понадежней и от орды защита, то из каменьев стены возводить надобно. Однако русский мужик на время глядит, ему все побыстрей давай да побыстрей.

– Однако время настает, когда о безопасности помыслить надобно. – Князь поднялся. – С тобой я, Роман, в согласии. Следует Тверь в камень одеть и начинать требуется с Кремля, как и Москва со времени Дмитрия Донского…

Ворочаясь в Кремник, князь Борис завернул к причалу, где мастера сваи меняли, настил бревенчатый. Разом поднималась в их руках деревянная тяжелая бабка, ухала в сваю, медленно вгоняя ее в днище Волги-реки.

– И-эх, разом, – командовал бригадир, то и дело присматривая, чтоб не посадить ее глубже остальных.

Волга уносила последние остатки шуги, очищалась от наносных бревен, веток, щепок. Вот-вот ладейщики спустят на воду свои корабли, рыбаки осмолят лодки, закончат латать снасти.

Такую пору князь любил. Ждал, когда рыбаки вернутся с лова, станут выгружать рыбу. А она бьется в плетеных корзинах, серебрится.

Через опущенный мост вошел в Кремник, поднялся на ступени красного крыльца, вступил в просторные сени, где по утрам собирались бояре, ждали княжьего выхода.

Дежурившему у входа отроку бросил:

– Покличь дворецкого.

С той поры, как от родов скончалась мать княжны Анастасии, а в стычке с татарами погиб и ее отец, суздальским князем стал его сын Ярослав.

При дворе Ярослава и жила княжна Анастасия в ожидании, кто засватает ее. Но не всяким сватам она возрадовалась бы, а вот приезд боярина Семена не отринула, потому как много хорошего наслышалась о тверском великом князе.

И засватали Анастасию, но увозить в Тверь быстро не собирались, потому как князь Борис отправился в Литву к великому князю литовскому Витовту.