Та пододвинула к себе чашку поближе.

– Только что приходили включить газ, – сказала она. – Я попросила мужчин выбросить кое-что из вещей, которые слишком пострадали от огня. Еще они помоют за меня стены. Так что у нас кое-какой прогресс.

Достав из буфета тарелку, сестра Жанна выложила на нее хлеб с маслом и джем.

– Мистер Шин заберет сегодня из морга тело, – продолжала сестра Сен-Савуар. – Когда леди проснется, пусть первым делом подберет ему костюм. Ты его потом отнесешь к Шину. Отпевание завтра в шесть утра. Потом кладбище. Земля, хвала Господу, не промерзла. Все закончится еще до начала нового дня.

– Быстро как-то… – Поколебавшись с секунду, сестра Жанна добавила: – Сестра Люси недоумевает, к чему такая спешка.

Сестра Сен-Савуар подняла глаза не выше ободка чашки.

– У сестры Люси, – равнодушно отозвалась она, – слишком длинный язык. – Она перевернула разложенную газету первой полосой вверх, выровняла края, потом коснулась очков. – Вот тут есть заметка, – она указала место пальцем, – мистер Шин об этом сегодня упомянул. Один человек в Джерси, играя на бильярде у себя дома, случайно задел газовый кран в комнате. Тут сказано, кием. Им в бильярд играют, тут так говорится. И в результате умер от удушья. – Она подняла подбородок. – Бедная жена заглянула позвать его к ужину и нашла его мертвым. – За очками ее темные глаза блеснули. – Не далее как позавчера. Мистер Шин утром об этом упомянул в разговоре со мной. Он сказал, подобное сейчас часто бывает. Несчастные случаи с газом.

Сестра сдвинула палец вверх по странице.

– А вот заметка про самоубийство, – продолжила она. – На той же странице. На Уордс-Айленде. Там одного человека лечили в больнице от сумасшествия. Казалось, он пошел на поправку, а потом вдруг взял, и бросился в воду, и пропал. С моста Хелл-Гейт[5]. Тут говорится, что вода поглотила его у Врат ада. – Она поцокала языком. – Точно дьяволу понадобилось поставить в своей работе жирую точку. – Она снова сдвинула руку, словно совершая над страницей крестное знамение. – А вот еще заметка про мужчину с Уолл-стрит. Он лишился рассудка. В тот же день. Орал и швырял на улицу бутылки. Его спровадили в больницу. – Она подалась вперед, водя пальцем по строчкам. – Там он потребовал встречи с Дж. П. Морганом и полковником Рузвельтом.

– Это правда? – Сестра Жанна тоже подалась вперед.

– Правда, – рассмеялась сестра. Улыбка словно приклеилась к ее лицу. – Дьявол любит такие короткие хмурые дни.

Сестра Жанна выпрямилась спину. Иногда она спрашивала себя, не выжила ли сестра Сен-Савуар из ума. Спросила же она в первый день сестры Жанны в монастыре: «Ты не могла бы за меня пописать?»

– Мистер Шин мне сказал, – продолжала старая монахиня, – что может показать заметку про бильярд любому в церкви или на кладбище. На случай, если возникнут вопросы. Чтобы понятнее было, насколько часто такое случается. И насколько легко такие случаи истолковать неверно. В конце концов, тот человек в Нью-Джерси ведь рано вернулся с работы. И закрыл за собой дверь. Будь он бедняком, а не тем, у кого есть бильярдный стол, историю могли бы подать совсем иначе. Богатые способны протолкнуть в газеты вообще все, что пожелают.

К тому времени как миссис Гертлер вернулась, чтобы снова вступить во владение своей квартирой, Энни уже встала, оделась и сидела на стуле у окна, сжимая обеими руками один из носовых платков сестры Жанны.

Обе монахини поднялись с ней в квартиру наверху: сестра Жанна шла впереди, а сестра Сен-Савуар замыкала шествие, каждый шаг отдавался болью в ее отекших лодыжках. У двери она задержалась, давая Энни войти в квартиру вместе с молодой монахиней.

В четыре часа к дому подъехал черный катафалк. Три женщины высматривали его из окна спальни. Первым из машины вышел элегантный мистер Шин в длинном зимнем пальто. Он же первым появился наверху. Это был высокий человек с острым носом, скулами индейского вождя и большими глазами под тяжелыми веками, которые как нельзя лучше подходили для его профессии. Широким жестом сняв шляпу, он взял обе руки вдовы в свои и, быстро оглядев скудно обставленную комнату, предложил леди и обеим монахиням подождать в спальне, пока он займется необходимыми приготовлениями. Энни и сестра Жанна сели бок о бок в ногах кровати, а сестра Сен-Савуар заняла пост у двери. Им было слышно, как мистер Шин отдает указания. Потом они уловили (такое ни с чем не перепутаешь!) звуки заносимого по лестнице гроба: пыхтение, скрежет дерева о косяк. А потом мистер Шин постучал в дверь спальни, чтобы сказать, что все готово.

Лицо мужа Энни было восковым и бледным, но оставалось красивым. Моложавое и торжественное на фоне накрахмаленного белого воротничка, оно сохранило какое-то юношеское упрямство. С таким лицом мальчишка встречает ложку касторки, подумала сестра Сен-Савуар.

Энни и сестра Жанна преклонили колени, а сестра Сен-Савуар, перекрестившись, задумалась о том, какой грех обмана совершает, тайком хороня самоубийцу в освященной земле. Мужчину, который отверг собственную жизнь, любовь этой убитой горем девочки, ребенка, который родился бы у них летом. Она сказала Богу, который знал ее мысли: «Возложи вину на меня, если пожелаешь». Бог может вписать этот день на листе гроссбуха, где перечислены прочие ее грехи: ненависть, которую она испытывала к кое-каким политикам, кражу подаяния, когда она забирала деньги из корзинки для милостыни, чтобы подавать, кому пожелает: больной триппером девушке, женщине, избитой пьяным мужем, матери младенца размером с мизинец, которого она завернула в чистый носовой платок, окрестила и похоронила в саду монастыря. Все те мгновения бесчисленных дней, когда ей отказывало сострадание, когда ей отказывало терпение, когда ее любовь к созданиям Божьим не могла тягаться с юношеской остротой ее презрения к их глупости, к их мелким грешкам.

Да, верно, она хотела, чтобы самоубийцу похоронили на Голгофе, но лишь потому, что это принесло бы утешение его бедной жене. Чтобы девочка получила то, за что заплатила. Но еще она хотела доказать, что она нечто большее, чем побирушка, испытать на прочность связи, которые наладила в этой части города, которые налаживала на протяжении жизни. Она хотела, чтобы его похоронили на Голгофе, потому что власть церкви не желала его туда пускать, а она, положившая жизнь на служение церкви, хотела, чтобы его допустили.

«Положи на другую чашу добро, которое я сделала, – молилась она. – Мы это уладим, когда я предстану пред Тобой».

Попрощаться пришло лишь несколько соседей, каждый был довольно сдержан в выражениях сочувствия, учитывая общее невысказанное мнение: сукин сын едва их всех с собой не прихватил. Заглянула троица краснорожих железнодорожников, но задержалась всего на минуту, когда стало ясно, что выпивку им не предложат. Позднее две монахини спустились с мистером Шином вниз, чтобы дать девочке побыть наедине с мужем. Очутившись на тротуаре, мистер Шин достал из кабины катафалка свежую газету и, развернув, постучал пальцем по узкому столбцу заметки. Сестра Сен-Савуар подалась вперед прочесть, сестра Жанна от нее не отставала. В тускнеющем свете холодного вечера, под размывающей контуры моросью дождя и пеленой поднимающегося тумана они едва-едва разобрали заголовок: «САМОУБИЙЦА ПОДВЕРГ ОПАСНОСТИ СОСЕДЕЙ». Далее следовал полный отчет о пожаре и смерти мужчины, добровольно расставшегося с жизнью.