Со временем Тарзан убедился в том, что он обладает какой-то непостижимой властью над своим могучим другом. На его зов Тантор прибегал тотчас же, как только острый слух слона улавливал резкий пронзительный клич человека-обезьяны. Стоило только слону почувствовать на своей спине Тарзана, как он пускался рысью в любом указанном ему направлении. В этом сказывалась власть человеческого разума над грубой животной силой, сказывалась так ярко, точно каждый из них добровольно подчинялся точному закону природы.

Около получаса провел Тарзан на спине Тантора. Время не имело для них никакого значения. Их жизнь сводилась к простому насыщению желудка. Задача менее трудная для Тарзана, чем для Тантора, так как желудок его был меньше желудка слона. Кроме того, Тарзан не перебирал пищи, поедая все, что приходилось. Не одна, так другая еда могла удовлетворить его аппетит. Его меню было менее изысканно, чем у Тантора, который поедал у одних деревьев кору, у других – стволы; наконец, третьи привлекали его своей листвой, и то только в определенное время года.

Тантору волей-неволей приходилось тратить почти всю свою жизнь на поиски пищи, достаточной для наполнения его необъятного желудка, и удовлетворения его изощренного вкуса.

Так обстоит дело со всеми низшими организмами – их жизнь проходит в поисках пищи и переваривании ее; им некогда думать. Без сомнения, только этим и объясняется их отсталость, и потому-то и развились так быстро люди, имеющие больше времени для размышлений, не направленных исключительно на добывание пищи.

Тарзана, однако, не очень-то беспокоили эти вопросы, Тантора же и подавно. Первый чувствовал себя счастливым в обществе слона. Почему? Этого он не знал. Тарзан не знал, что он, нормальный, здоровый человек, жаждет излить на ком-нибудь свою любовь. Его друзья детства, самцы из племени Керчака, стали теперь огромными, угрюмыми обезьянами. Они не чувствовали ни малейшей потребности в любви. Поэтому Тарзан теперь иногда играл с детенышами обезьяны. Как он ни был дик, он все же умел по своему любить их, хотя они, конечно, не могли вполне удовлетворить жажды преданной и взаимной дружбы. Тантор же был точно гора спокойствия, уравновешенности и верности. С каким наслаждением и восторгом вскакивал Тарзан на толстокожую спину своего четвероногого друга и шептал свои смутные чаяния и тайные мечты в огромное ухо, мерно раскачивающееся в такт его речи, словно слон понимал значение сказанных слов.

Со смертью Калы Тарзан сосредоточил на Танторе всю любовь, на которую был способен. Его одного выделял Тарзан среди всех прочих зверей джунглей. Тарзан иногда задавал себе вопрос, отвечает ли ему слон взаимностью? Трудно было ответить на этот вопрос.

Долго бы еще Тарзан играл со слоном, но голод – могучий и настойчивый жизненный зов джунглей – заставил его снова вскочить на дерево и броситься в поиски пищи. Тантор же скрылся в противоположном направлении.

Прошел час, и человек-обезьяна еще не успел утолить своего голода. В гнезде на дереве нашел он вкусную птицу. Ему попадались плоды, ягоды и мягкий подорожник – все это были случайные блюда его меню. Пищи, пищи, пищи! Пища была нужна Тарзану-обезьяне. Но не всегда доставалась она ему легко, как, например, сегодня.

Бродя по джунглям, он размышлял не только о пище. Тарзан, по обыкновению, думал о происшествиях минувшего дня. Ему припомнилась встреча с Тантором; он старался постичь тайну странной замаскированной ямы, вырытой чернокожими. Снова и снова ломал он себе голову над возможным назначением странного сооружения. Ему представилось несколько догадок, на основании которых он делал выводы. Он сравнивал эти выводы и приходил к заключениям, правда, не всегда правильным, но до которых он доходил собственным умом. Но труден был ему этот путь, так как на ум его не влияли чужие, большей частью, ошибочные, авторитетные мнения.

В его мозгу, всецело поглощенном размышлением о таинственной яме, неожиданно забила тревожная мысль об огромной, темно-серой массе, неуклюжей поступью шествующей по лесной тропе. В тот же миг Тарзан весь съежился от страха. Решения и действия человека-обезьяны всегда совпадали. Как только ему стало ясно назначение ямы, он в тот же миг бросился вперед в густую листву.

Перекидываясь с одной качающейся ветви на другую, он в мгновение ока оставил за собой чащу, где деревья растут плотно соприкасаясь друг с другом. Быстро соскочил он с дерева и бесшумно помчался по лугу, усеянному гниющими растениями. Там же, где густой кустарник мешал ему быстро бежать, он снова одним прыжком вскакивал на деревья.

В своем волнении он отбросил всякую осторожность. Осмотрительность зверя уступила место благородному порыву человека, и он очутился вдруг на широкой поляне. Ни единого деревца не было видно на ней. Он не думал о тех серьезных препятствиях, которые могли встретиться ему на ровном Пути и помешать дальнейшему продвижению.

Не добежав еще до середины лужайки, он вспугнул с ближайшего куста с полдюжины щебечущих птичек. Тарзан тотчас же свернул в сторону, так как он великолепно знал, чьим предвестником является эта крылатая стража. Почти одновременно с ними поднялся на своих коротких ногах Буто-носорог и с бешенством ринулся вперед. Буто-носорог кидается всегда напролом. Своими полуслепыми глазами он плохо видит даже на близком расстоянии, и трудно решить, чем объясняются его бешеные атаки: паническим ли ужасом и трусостью, или постоянным раздражением, как это принято думать. Но решение этого вопроса вряд ли представляет особый интерес для тех, с кем Буто столкнулся на своем пути и подмял под себя, так как обычно все шансы за то, что несчастный ничем уже больше никогда интересоваться не сможет.

И должно же было случиться, что Буто помчался прямо на Тарзана! Только несколько скачков оставалось ему сделать по траве. Случайность погнала его в сторону человека-обезьяны. Он успел своими полуслепыми глазами заметить врага и с громким фырканьем бросился на него. Маленькие клювороги порхали и кружились вокруг своего огромного повелителя.

Несколько мартышек расположились на краю поляны на нижних сучьях дерева. Беззаботно тараторили они и переругивались между собой, как вдруг громкое фырканье свирепого зверя спугнуло их. В страхе спрятались они на самой верхушке. Один только Тарзан, видимо, сохранил спокойствие и самообладание.

Он стоял как раз напротив врага. Было уже поздно искать спасения в бегстве, да Тарзан и не собирался изменять своего маршрута ради какого-то там Буто. Он и прежде встречался с ним и проникся презрением к этому глупому зверю.

С опущенной вниз головой мчался Буто вперед, уже настигая Тарзана. Своим длинным тяжелым рогом он готов был вонзиться в тело мальчика, но бешеный натиск его пропал даром – Тарзан легким кошачьим прыжком отскочил в сторону и очутился теперь позади зверя. Как серна, несся Тарзан по направлению к деревьям.

Разъяренный и одураченный носорог повернулся кругом и бешено бросился вперед, но на этот раз ошибся в направлении. Человек-обезьяна благополучно достиг ближайшего дерева и продолжал свое прерванное путешествие.

Тантор тем временем брел по звериной тропе. Немного поодаль сидел, притаившись в листве дерева, черный воин и внимательно всматривался вдаль. Наконец он услышал желанный звук – хрустение и шум сломанных веток, которые ясно указывали на близость слона. Много других черных воинов сидели кругом на деревьях и ждали появления слона. Первый воин сделал им знак предупреждения, что слон близок. Тотчас же кинулись они к тропинке и расположились по обе ее стороны на ближайших деревьях так, чтобы Тантор не мог их миновать. В скором времени они были вознаграждены за свое ожидание видом огромного животного, клыки которого представляли такую ценность, что у них захватило дух от радости. Как только они увидали слона, они выскочили из засады. Теперь им больше не нужно было сидеть спокойно. С шумом и гамом прыгнули они наземь. В тот же миг Тантор навострил уши и с поднятым хоботом и хвостом застыл на месте. Затем бросился стремглав в бегство по направлению к замаскированной яме с торчащими в ней острыми кольями.