— Кто же он? Ради всего святого! Он назвал мое имя. — И то, как он произнес его, и что он сказал… ей захотелось покраснеть, но только незаметно.

— Святость не имеет к нему никакого отношения. Мой отец однажды указал мне на него и велел держаться от него подальше.

— Мэгги!..

— Это был лорд Брэмуэлл Лаури Джонс.

Брэм поднял крышку карманных часов. Если Абернети должен встретиться с Косгроувом в полдень, то он опаздывал.

— Пошел, Титан, — приказал он, ударив в бока черного коня. Они помчались галопом, с быстротой, которую только позволяла обстановка на Пэлл-Мэлл в этот час.

Если бы девушка не провела так много времени в этой чертовой библиотеке или если бы он поборол себя и шагнул через порог хранилища книг, чтобы поближе рассмотреть ее, он мог бы сберечь немного времени. Но бывают препятствия, которые даже он не мог преодолеть. Одним из них было посещение публичной библиотеки.

Книга, которая выпала из ее рук, удивила его, он не предполагал, что она читает подобную литературу. Наверное, потому, что заранее составил свое представление о ней. Она была серой мышкой, со слабым характером, близко посаженными глазами, в платье с воротником до подбородка, игривым смешком, неспособной вести разговор, а книга должна была быть одной из этих ужасных готических развлекательных историй, которые молодые девицы находили очень романтическими.

Ее глаза не были близко посаженными. Они были зеленые, он это прекрасно запомнил, и хорошо гармонировали с ее темно-рыжими волосами, и смотрели прямо ему в лицо. Женщины не часто делали это. Невзрачные девицы заведомо опускали взгляд.

Ее отец был прав, когда говорил, что в ней нет ничего особенного, что грудь у нее маловата, а рот чуть великоват. Ее рост был на несколько дюймов выше того, при котором женщина считалась миниатюрной, и он разглядел на ее переносице полдюжины веснушек.

Подъехав к дверям клуба, он спрыгнул с Титана и бросил поводья подошедшему запыхавшемуся груму, который сопровождал его.

— Выгуляй его, Реддинг, — распорядился он. — Я ненадолго.

— Хорошо, милорд.

В дверях его приветствовал швейцар:

— Лорд Брэмуэлл, добрый день.

— Спасибо, Джоунс. А Косгроув здесь?

— В столовой. Он ожидает господина…

— Да, я знаю. — Брэм прошел через вестибюль в большую темную, с деревянными панелями столовую.

В ней пахло жареной дичью и вином. Даже в такой ранний час более половины столов занимали сливки мужской части лондонской аристократии. Во всей этой растущей полуденной толпе выделялся человек, сидевший в дальнем углу комнаты. По меньшей мере один незанятый стол отделял его от остальных обедающих.

— Кинг, рад видеть тебя, — сказал Брэм, садясь на стул напротив маркиза. Обычно он не любил сидеть спиной к залу, Косгроув тоже этого избегал, но он пришел первым.

— Брэмуэлл, странно видеть тебя в таком приличном обществе. — Маркиз взял бутылку портвейна, стоявшую в центре стола, и налил бокал Брэму.

— Могу сказать то же о тебе.

Бледно-голубые глаза на мгновение остановились на Брэме.

— У меня гость к ленчу. Дело. Я бы избавился от него. Если бы мог.

— Да, ты же готовишься к свадьбе. — Брэм отхлебнул слишком сладкого вина, единственного, которое пил Косгроув до наступления ночи. — Пришел заранее тебя поздравить.

Брэму хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать случаи, когда Кингстон Гор бывал по-настоящему удивлен, и это был один из них. Выражение его лица не изменилось, но зрачки глаз сузились, и этого было достаточно.

Если посмотреть на него со стороны, Кингстон Гор, маркиз Косгроув, очень напоминал ангела, спустившегося с небес. Непослушные золотистые волосы, белая кожа, бледно-голубые глаза, стройная высокая фигура — поэты могли лишь мечтать о таких героях. Но, будучи знакомым с ним в течение тринадцати лет, Брэм знал: бледность его кожи объяснялась тем, что он редко выходил из дому в дневное время, и абсентом, который маркиз пил почти каждый вечер. Ангельские черты лица были всего лишь маской, которую уместно носить на маскараде, а существо, прятавшееся под ней, было бессердечно и бездушно, и весьма этим довольно. Что касается его возраста, он никогда не называл его, но Брэм догадывался, что ему больше тридцати.

— Надеюсь, — выдавил Косгроув, — ты сообщишь мне, кому заплатил за эти сведения?

— Я держу своего оракула в винном погребе. Он расскажет все, что я захочу узнать.

— Гм… Все? — Кинг в который раз обвел взглядом комнату. Вероятно, у него в этом помещении было больше врагов, чем у Брэма.

При других обстоятельствах Брэму бы не понравилось быть в чем-то на втором месте — в игре, сексе, неприличном разговоре, скверных привычках. Однако когда победителем состязания оказывался Кингстон Гор, второго за ним места было достаточно, чтобы удовлетворить Чингисхана или Брэма Джонса.

— Все, что имеет хоть какое-то значение, — вслух сказал он.

— Выходит, ты знаешь, что я решил сегодня встретиться за ленчем с лордом Абернети.

— Мне интересно, — с хмурым видом осведомился Брэм, — почему ты решил жениться и почему на этой леди Дэвис?

Косгроув скривил губы в холодной улыбке.

— Потому что она хорошей породы, а у ее семьи нет другого выхода. И потому, что она родит мне наследника и не посмеет возражать против моих… привычных занятий.

Маркиз снова посмотрел за спину Брэма.

— Абернети, дружище, спасибо, что согласились встретиться со мной здесь. Боюсь, вы страшно заняты эти дни, ваша светлость.

Брэм невольно напряг внимание. Проклятый Косгроув! Так вот о чем он говорил! За спиной Брэма появился герцог Левонзи. И по приподнятым бровям маркиза, приглашавшего жестом обоих мужчин сесть, было понятно, что он знает, как неловко чувствует себя Брэм.

— Я здесь только по просьбе Абернети, — заявил герцог, переводя взгляд своих серых как сталь глаз, словно не замечая Брэма, на Косгроува. А тот скосил взгляд на «третьего лишнего».

— Ты остаешься, Брэмуэлл? Я знаю, ты не переносишь деловые разговоры.

Брэм подумал, не остаться ли и в самом деле, но когда представил, что предстоит целый час выслушивать рассуждения отца, решение было принято. Он отодвинул стул и встал.

— Я ухожу. — Брэм кивнул Абернети. — Можете спокойно продавать вашу дочь.

Лицо графа помрачнело.

— Я…

— Не обращай внимания на этого дурака, Льюис. Он не разбирается ни в долге, ни в приличиях. — Герцог жестом заказал бутылку вина.

— Не могу с этим спорить. Я только скажу, что никогда не был счастливее, чем в тот момент, когда узнал, что меня не считают приличным джентльменом, Косгроув. — Еще раз кивнув, Брэм пробрался сквозь лабиринт столов и вышел на улицу.