— Спасибо. Пойду собирать вещи.

Совсем недавно Боб наблюдал за Мико, восседающей верхом на большом могучем жеребце, и наслаждался этим зрелищем, а теперь он стоял рядом со своей старшей дочерью и вспоминал, как она ездила на таких же больших могучих животных, как восхищалась ими, как любила их и как они слушались и любили ее.

Но Ники еще не скоро снова сядет в седло. Она лежала в реанимационном отделении Центральной больницы Бристоля, подключенная к навороченному оборудованию стоимостью миллион долларов. Равномерно пищали крохотные динамики, экраны мониторов расчерчивались линиями, обозначающими дыхание, деятельность головного мозга, артериальное давление и прочее. Молодая женщина лежала совершенно неподвижно, и лишь ее хрупкая с виду грудь поднималась и опускалась на какую-то долю дюйма, свидетельствуя о работе перегруженной дыхательной системы.

— Ночью горные дороги очень опасны, мистер Свэггер, — сказал Джим Густафсон, главный редактор газеты, в которой работала Ники. — Если бы ваша дочь не была такой добросовестной журналисткой, она возвратилась бы домой раньше, еще засветло. Но она задержалась, выжала из этого дня все, что смогла. О, это так ужасно! Не знаю, что и сказать.

Густафсон был высоким мужчиной лет пятидесяти с небольшим, с длинными густыми волосами. У него на лице застыло выражение шока. Последнюю фразу он повторил уже раз десять, и это было все, что он мог сказать.

Боб уже услышал заключение врача. Пока что дело находилось на стадии «подождем и посмотрим». Все системы показывали, что жизненные процессы продолжают идти нормально. Ники получила многочисленные синяки и ссадины, но все кости остались целы. Деятельность головного мозга вроде бы не была нарушена, электрокардиограмма фиксировала уверенную работу сердца, свидетельствуя о том, что никаких необратимых изменений не произошло. Но молодая женщина никак не реагировала на окружающее; она оставалась без сознания уже больше двадцати четырех часов.

— В таких случаях трудно что-либо сказать с уверенностью, — объяснил молодой ординатор. — Ваша дочь получила сильный удар по голове, и ей здорово досталось за те несколько секунд, пока машина билась о деревья. Об этом можно судить по множественным ушибам и ссадинам. Мы не знаем, сколько времени она пробудет без сознания. Обычно кома такого характера продолжается несколько недель.

— Или месяцев, или лет? Или бесконечно?

— Это крайний случай, сэр. Да, мистер Свэггер, такое возможно. Но бывает очень редко. Как правило, не позднее чем через несколько недель больные приходят в себя, прошлое у них окутано туманом, но со временем память возвращается. Головной мозг испытал шок. Он понимает, насколько близко был к смерти. Ему нужно какое-то время отдохнуть и расслабиться. Ваша дочь — крепкая девушка. В любом случае завтра доктор Крейн сможет сказать вам больше.

— Мистер Густафсон, а что говорит полиция? — спросил Боб.

— Я приготовил для вас копию полицейского отчета. Но в управлении шерифа округа Джонсон считают, что ваша дочь возвращалась домой, а какой-то юнец, возможно одурманенный той самой отравой, которой она занималась, — метамфетамином, — решил показать себя. Знаете, эти провинциальные ребята каждый год подхватывают лихорадку НАСКАР, а сейчас до гонок осталось меньше недели.

— Да, я заметил оживление на дорогах и вокруг них, — подтвердил Боб.

— Совершенно верно. Так вот, в частности, было замечено, что в это время года возрастает агрессивность водителей. Одним словом, полицейские считают, что какой-то безголовый юнец ради забавы решил сыграть в Дейла Старшего[6]с этим определенно захудалым «вольво», но чересчур увлекся, недооценил свою скорость и вместо того, чтобы до смерти напугать женщину за рулем и услышать одобрительный смех своих дружков, вытолкнул ее с дороги и та полетела под откос. В чем-то ей очень повезло.

— Это каким же образом, сэр?

— Полиция считает, что первый раз лихач ударил «вольво» за три мили до места аварии, гораздо выше в горах. Если бы машина сорвалась там, ей пришлось бы лететь вниз несколько сот футов. Кувыркаться всю дорогу, а затем врезаться в деревья, и тогда ваша дочь обязательно погибла бы. Но там, где она все-таки вынуждена была сойти с дороги, уклон был длиной всего футов сто пятьдесят или около того, и машина не врезалась в деревья, а лишь задела их вскользь. Самое главное, она не опрокинулась. Опрокидывание означало бы смерть. Каким-то образом вашей дочери удавалось уходить от преследования на протяжении трех миль, а когда лихач все же ударил ее машину, она удержала ее на колесах и не дала перевернуться. Можно сказать, ваша дочь спасла свою жизнь.

Боб мысленно представил себе, как его дочь едет в ночной темноте, а какой-то молодой придурок в пикапе, с мозгами, одурманенными метамфетамином, и брюхом, наполненным пивом, врезается в ее машину, хохочет вслух, находит свою выходку забавной шуткой и ударяет снова и снова. Ему очень захотелось поговорить по душам с этим юнцом. Он оставит ему чек на пластическую операцию по восстановлению лица, но ни гроша на инвалидное кресло, без которого тот не сможет обходиться до конца жизни.

— Есть какие-нибудь улики?

— Этим делом занимается следователь. Я с ней говорил, она женщина очень толковая, раскрыла несколько громких дел. Тельма Филдинг. Вам надо с ней встретиться.

Боб посмотрел на часы. Он вылетел из Бойсе в час дня, сделал пересадку в Сент-Луисе, прилетел в Ноксвилл, взял напрокат машину и несся без остановки по магистрали 1-81, чтобы попасть сюда как можно быстрее. Сейчас было уже десять вечера.

— Я очень сожалею, мистер Свэггер. Ваша дочь — замечательная девушка. Мы все надеемся, что она поправится. У вас есть где остановиться? Город заполняется болельщиками автогонок, так что найти комнату будет сложновато. Если что, у нас есть свободная спальня. Вся газета готова прийти на помощь, и, если потребуется, многие примут вас у себя, сколько бы вам ни пришлось задержаться здесь.

— Я отправлюсь к Ники домой и устроюсь у нее. Медсестра в больнице отдала мне ее вещи, так что ключ у меня есть. Надеюсь, вы знаете адрес и объясните, как туда добраться. А завтра, после того как я навещу Ники и переговорю с врачами дневной смены, я встречусь со следователем.

— Хочу вас предупредить: эти большие гонки перевернули здесь все вверх дном. Они приносят многие миллионы долларов. Можно сказать, весь регион живет целый год за счет одного этого месяца. Но обратная сторона медали заключается в том, что гонками приходится заниматься всем и вся, и в первую очередь полиции. Вы не представляете себе, какая это головная боль — просто передвигаться по городу или пытаться получить самое необходимое.

— Мне не привыкать ждать, — сказал Боб. — Можно сказать, одно время это было моей профессией. Я могу ждать долго, очень долго, не шелохнувшись, сколько ни смотри.