Мы разговаривали в небольшом конференц-зале, обшитом светлым кленом. Одна стена сплошь состояла из окон от пола до потолка, через которые проникало первое весеннее косое солнце и виднелись проплешины снега в лесу. Атмосфера была дружественная, даже теплая, но и серьезная одновременно, способствующая доверительной беседе среди взрослых. Здесь сидели занятые люди. Проблемы чернокожих студентов в привилегированном университете не были их единственной головной болью. Однако они хотели, чтобы их школа хорошо работала и хорошо работала для всех.

Они использовали главным образом теории «наблюдателя» для того, чтобы понять эти проблемы. Они принимали правильных студентов? Они должны еще более тщательно взвесить академические навыки при поступлении? Семейное происхождение играло критическую роль? Они не слышали о феномене неуспеваемости. Они не были уверены в том, что проблемы их студентов не были полностью академическими. Я также чувствовал присутствие в помещении во время собраний преподавателей и администрации, как будто пламя горело в углу. Пламя было вероятностью того, что случайно они могут сделать что-то или потворствовать чему-то, что можно будет рассматривать как расизм. Это было обжигающее пламя. Они не хотели приближаться к нему. Они хотели, чтобы я говорил. У меня есть какие-нибудь идеи?

Черные студенты со своей стороны были огорчены. В студенческом городке я встретился с ними в длинной узкой комнате с низкими потолками на первом этаже дома, который переделали в офисы обслуживания студентов и переговорные. Студенты толпились перед лекцией, вероятно, их было около семидесяти пяти человек, изрядная часть населения маленького студенческого городка. Они хотели услышать и меня, но в основном они сами хотели говорить. Они хотели описать свой опыт в колледже, стресс, который они чувствовали. Они сказали, что слишком много времени чувствовали, что они не на своем месте. Они говорили, что часто несчастливы. Они часто ездили домой на выходные. У меня есть какие-нибудь идеи?

Иногда чернокожие ученики говорили, что в школе есть элементы расизма. Они раздували пламя. Они приводили в пример инцидент с ассистентом преподавателя, комментарий преподавателя или сокурсника. Но пока день шел, и у меня получилось заглянуть им через плечо с перспективы субъекта, мне показалось, что на них больше влияла расово организованная жизнь кампуса, чем расизм конкретных людей.

Например, они испытывали чувство маргинализации. Они представляли небольшое меньшинство на кампусе. Культура студенческого городка – ее идеи о том, кто и что является «крутым», превалирующие ценности, социальные нормы, предпочтения, стиль одежды, представления о красоте, музыкальные предпочтения, способы религиозного выражения и тому подобное – определялась белыми людьми, самой многочисленной группой, которая исторически ассоциировалась с этой школой. На этом фоне черные студенты беспокоились о своей принадлежности, о том, могли ли они найти значимое место в жизни кампуса. Могли ли их ценить за то, кем они были в этой ситуации? Видели ли их как социально привлекательных людей? Количество студентов сыграло большую роль в чувстве маргинализации. Культурное доминирование белых последовало из их числа.

Дружба и общественная жизнь были также значительно определены расой. Черные студенты явно склонялись к этому, даже если казалось, что они осознавали цену этой дружбы. Более 85 процентов американцев, например, получают работу по знакомству. Расово однородные дружеские группы могут отделять людей от важных групп и таким образом от важных возможностей. Они также отметили небольшое количество чернокожих преподавателей и администраторов. Имело ли это значение? Говорило ли это что-то о возможности их принадлежности к этому кампусу?

Социолог Уильям Джулиус Уилсон объяснил создание и содержание крупных афроамериканских гетто в северных городах «как следствие концентрации факторов», таких, как длительный период миграции негров с юга на север, некачественные и плохо финансируемые государственные школы, работа за пределами городов и в зарубежных странах, дискриминация на работе, географическая и социальная изоляция. Эти вещи соединяются, по словам философа Чарльза Миллса, чтобы устанавливать внизу людей, живущих в гетто, настолько ущемить их права, чтобы заставить их менее эффективно действовать от своего имени.

Этот аккуратный, состоятельный колледж не был расовым гетто. И факторы, которые «устанавливают внизу» черных студентов, осознавались меньше, чем такие факторы, как расстояние от работы или дискриминация. Но рассказы этих студентов создавали впечатление, что концентрация факторов позволила лучше понять, что вызвало их недостаточную успеваемость. Основные объяснения не представлялись полными. Неуспеваемость не могла быть полностью объяснена расизмом со стороны учителей и одногруппников. Примеры возможного расизма, которые черные студенты приводили, не были настолько закономерны и распространены, как их неуспеваемость. Мотивационный и культурный дефицит, который черные студенты несли в багаже, также не могли выступить в качестве единственного объяснения. Эти студенты держались в академическом авангарде своих групп, но в основном вопреки высоким академическим стандартам. Скорее, играло роль скопление факторов, скопление расовых аспектов жизни в кампусе – расовая маргинализация, расовая сегрегация в социальных и учебных кругах общения, недостаточная групповая представленность в важных ролях в студенческом городке, даже расовая организация выбора учебной программы – все, что хоть в какой-то степени отражало расовую организацию целого общества.

Чутье мне подсказывало, что в этом было разумное зерно. Все-таки, как я говорил, эти факторы не были жесткими, такими, как безработица или неравнозначное школьное финансирование. Перед нами были параметры социальной организации. Насколько они серьезны? Могут ли они быть настолько мощными, чтобы вмешаться в успеваемость чернокожих студентов, особенно чернокожих студентов, с большой вероятностью воспитанных с позицией стараться в два раза жестче перед лицом расовых трудностей?

4 апреля 1968 года Мартин Лютер Кинг-младший был убит. На следующий день учительница третьеклассников из Айовы Джейн Эллиотт искала способ показать своему классу, насколько важны жизнь и работа Мартина Лютера. Она жила в Райсвилле, штат Айова, небольшом фермерском поселении с настолько однородным населением, что ее ученики никогда раньше не видели афроамериканца. Чтобы показать им, каково испытывать дискриминацию, она разделила свой класс на кареглазых и голубоглазых студентов. В первый день она дискриминировала кареглазых учеников. Она надела им войлочные ошейники на шеи, чтобы их опознавать. Она сказала, что голубоглазые ученики были умнее, чистоплотнее и лучше себя вели, чем кареглазые. Она посадила голубоглазых учеников вперед и давала первую очередь на игровой спортивной площадке во время перерыва. Она призывала голубоглазых учеников не связываться с кареглазыми в классе или на детской площадке. Она дала голубоглазым ученикам право первого доступа к урокам и используемым материалам на занятиях. Все упражнение в конечном итоге отдельно сняли для документального фильма для «Эй-Би-Си Ньюс» под названием «Глаз бури».

Даже в реконструкции событий эмоции на лицах кареглазых учеников в тот первый день огорчали. Вы знали, что это упражнение не повторится. Ученики были унижены: они прижимались друг к другу на детской площадке, поднимали воротники пальто, чтобы скрыть свои лица от камеры документального фильма. Они не говорили почти ничего в классе и почти не говорили весь день. Голубоглазые ученики между тем были расслабленными, счастливыми, беззаботными участниками.