– Я оцень прошу меня извинить, но никакого господина Ван Цом Гуна я не имею цести знать… – И церемонно развел руками: – Оцень, оцень прошу извинить.

– Да, да, конечно! – «согласился» Лев. – Но если случайно, пусть даже, может быть, во сне, вы увидите того, кто назовет себя Ван Цом Гуном, то передайте ему, что с ним хочет увидеться ведущий сотрудник главка угрозыска. А то ведь, знаете, вдруг к этой проблеме подключится наша ФСБ? А у них методы решения тех или иных вопросов куда более серьезные и жесткие, чем даже у нас, в угрозыске. Хороших вам снов, господин Ю Хан Муй. Желаю здравствовать!

Он поднялся из-за стола, намереваясь уходить, но хозяин ресторана, мгновенно вскочив следом за ним, остановил его:

– Ай, господин Гуров, вы так сильно заняты, так спешите, как и все русские… Может быть, давайте отведаем блюда китайской кухни – поверьте, они вам понравятся. Как говорят в Китае…

– …Пу яучау ти, соу шалай шану сян? – перебив его, на условно-китайском произнес Лев. – Не торопись, сядь и подумай? Я угадал?

– Вы так хорошо знаете китайские поговорки? – удивился Ю Хан Муй. – И даже знаете китайский язык?

– К сожалению, гораздо хуже, чем вы – русский, – сокрушенно вздохнул Гуров. – Увы, но мне пора. Вот моя визитка. Если вам приснится нужный сон, можете мне позвонить.

Одарив своего собеседника приятельской улыбкой, он попрощался, не забыв поблагодарить за очень вкусный чай, к которому едва прикоснулся, дабы соблюсти нюансы вежливости.

Как только Лев скрылся за дверью, хозяин ресторана, осторожно выглянув из кабинета и не заметив ничего подозрительного, снова закрыл дверь и, достав сотовый телефон, набрал чей-то номер. Услышав голос собеседника, он что-то вполголоса почтительно сообщил ему на родном языке, поминутно кланяясь и приседая, как если бы тот мог его видеть…

Гуров прибыл в главк уже перед самым обедом. Стас находился в кабинете и что-то просматривал на экране монитора. Сев за свой стол, Лев поинтересовался:

– Ну, и что там говорит буттулальская диаспора?

– Как сказать? – пожал плечами Крячко. – В плане познавательном услышал много интересного. А вот по поводу нашего расследования – не очень.

…Прибыв в район, сплошь застроенный новыми домами, Станислав быстро разыскал дом двадцать девять по первому Ламповому проезду. Набрав на домофоне номер квартиры сорок один, он услышал сказанное женским голосом на ломаном русском языке:

– Ка-то прийти?

– Полиция, уголовный розыск, – уведомил Крячко. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Зак-хадити! – ответила женщина, и электроника тут же запикала, извещая о том, что дверь открыта.

Позвонив в дверь, изукрашенную экзотическими узорами, Стас оказался в просторной прихожей, где его встретила женщина в годах, одетая в платье восточного фасона, с широкой ажурной накидкой на голове. Он показал удостоверение и пояснил, что хотел бы увидеть господина Амга Паггу. Кивнув в ответ, женщина сделала знак рукой, приглашая пройти в залу. Там на полу вокруг низенького, но широкого столика сидело пятеро мужчин разных возрастов. Перед ними стояли блюда с восточными фруктами и большой фарфоровый чайник. Мужчины о чем-то негромко беседовали, неспешно отхлебывая чай из красивых, украшенных растительными орнаментами чашек. Как видно, судьба решила избавить Станислава от необходимости мотаться по городу, собрав почти всех буттулальцев в нужное время в нужном месте.

При появлении гостя старший из присутствовавших поднялся на ноги и, на вполне сносном русском ответив на приветствие, доброжелательно сказал:

– Мы очень рады видеть в своих стенах хорошего гостя. Присаживайтесь. Чем могли бы вас угостить? Я знаю, что в России высоко ценятся хорошие вина. Может быть, вам вина?

– Нет, нет! – категорично отказался Станислав. – Я за рулем. Поэтому, уж извините, сразу перейду к делу. Я хотел бы расспросить вас об одном сотруднике посольства Буттулала по имени Кашпутту. Вам такой человек знаком?

Сидевшие за столом озадаченно переглянулись. Хозяин дома, немного подумав, утвердительно кивнул, а потом с явной неохотой сказал, что считает этого человека «моху» – отщепенцем, предателем своего народа. Как оказалось, пути Кашпутту и Амга Паггу пересеклись год назад. Они встретились в небольшом кафе индийской кухни (буттулальцы родственны индусам, поэтому у них много общего, в том числе и в плане кулинарии). Тогдашний советник посольства по финансам и торговле, некоторое время походив вокруг да около, в конце концов, предложил своему собеседнику принять участие в подготовке, если отбросить использованные Кашпутту иносказания, свержения князя Хаммато Рути Ашшага.

По словам Кашпутту, он очень уважительно относится к антимонархической позиции Амга Паггу и имеет контакты с некими великими державами, которые настроены на то, чтобы в Буттулале установилась парламентская или президентская республика. На вопрос Амга Паггу, какие именно страны он имеет в виду, советник посольства заюлил и постарался уйти от прямого ответа. Задав Кашпутту еще несколько вопросов и окончательно убедившись в том, что советник посольства озабочен вовсе не взаимоотношениями монархистов и республиканцев, а совсем иным – как подороже продать свое отечество, Амга Паггу достаточно жестко ответил, что им не по пути. На этом они и расстались.

– Скажите, а почему все-таки вы не приняли предложения Кашпутту? Вы же не приемлете авторитарной власти князя и из-за политических преследований вынуждены были эмигрировать из своей страны… – заметил Стас. Как мне сообщили в посольстве, вы, кажется, имеете контакты с маоистскими группировками. Или это не так?

– Разумеется, нет! – чуть заметно усмехнулся Амга Паггу. – Якшаться с маоистами – для нас равносильно вступлению в союз с демоном-ракшассой. Это не более чем бессовестная дезинформация самих китайцев. Противоречия с князем – это наш с ним внутренний конфликт. А вот благополучие и независимость Буттулала – это нечто особое, недосягаемое ни для каких политических дрязг. Скажем, если бы сегодня кто-то напал на княжество, я бы первый взял в руки оружие и пошел бы защищать свою страну, в том числе и князя. Каким быть устройству Буттулала, можно решить и позже, а вот допустить порабощение своего народа иноземцами, да еще этому и содействовать – страшный грех, который не простится и до седьмого колена.

– А почему же вы в таком случае не сообщили посольству, что Кашпутту – изменник, намеревающийся предать свою страну? – спросил Крячко.

Его собеседник некоторое время сидел молча, понурив голову.

– Я много думал об этом… – наконец сказал он. – Понимаете, у нас есть такое правило: позор тому, кто выдаст тайну ему доверившегося, даже если это ничтожный человек. Как надлежит поступать по древним обычаям нашей земли, если ты знаешь, что твой собеседник готовит злодеяние? Достать кинжал и вонзить его в горло нечестивцу. Но мы находимся в России, здесь другие законы, и убийство считается тяжким преступлением, независимо от причин его совершения. Я и сейчас пребываю в раздумье: а правильно ли я поступил, не убив Кашпутту? Кстати, могу я вас спросить, в связи с чем он заинтересовал российскую полицию?