Он как раз ехал с этим на работу, когда зазвонил телефон. Глянул на дисплей: Алина! Да уж, пора бы ей побеспокоиться.

– Андрей, я вынуждена к тебе обратиться, как к представителю власти, – взволнованно сказала она.

– А что случилось? – фальшиво удивился он.

– Представляешь, я прихожу домой, калитка открыта, дом тоже, ничего не украдено, но разбита античная ваза, очень дорогая, повреждена скульптура, тоже авторская работа. Просто варвары! И Гена исчезла. Что мне делать, скажи, пожалуйста?

– Я сейчас приеду.

– Я жду. – Он резко развернулся и вместо того, чтобы ехать на работу, поехал в коттеджный поселок, к Алине.

Не по телефону же. И еще ему очень хотелось ее увидеть. Посмотреть, как изменится ее лицо, когда она узнает о Гене, увидеть ее испуганной, жалкой, просящей о помощи. За Алиной Вальман должок.

В посольстве она была! Почему Гена ему это сказала? В посольстве, значит, подала документы на визу, что еще там можно делать? Уезжает, значит. Но куда? И когда? Сделала дело и уезжает. Так было после гибели Саши Крылова. Но когда умер Курехин, она осталась. Наметилась новая жертва? Именно!

А теперь она уезжает. Эдик умер, и она уезжает. Ей надо отдохнуть. Он со злостью надавил на педаль газа.

Калитка была приоткрыта, и он беспрепятственно проник на территорию. Алина встретила на пороге, дверь открылась, едва он поднялся по ступенькам крыльца. Взволнованно сказала:

– Проходи. Я ничего не трогала. Скажи, что мне делать? Дом на сигнализации, но она почему-то не сработала. Мне позвонить во вневедомственную охрану? В конце концов, есть записи видеокамер. Скажи: что мне делать?

«Опять врет! Беспомощной прикидывается!»

Вслед за ней он прошел в холл и увидел все так, как оставил утром, когда дрался с Геной. Спросил:

– А что, ваза и в самом деле, была дорогая?

– Целое состояние, – пожаловалась Алина. – Я же говорю: варвары! Лучше бы просто украли.

– Ну извини, – усмехнулся он. – Я не знал.

– Что ты сказал?!

– Я, говорю, не знал. Что дорогая.

– Выходит... Это был ты?!

– Я.

– И... что ты здесь делал?

– Задерживал твою подругу. Она оказала сопротивление, так что все претензии к ней.

– Но за что?!

– Она призналась в убийстве.

– Кого? – вздрогнула Алина.

– Курехина. И остальных, – добавил он после паузы.

– Остальных?

– В частности твоего первого мужа, Горина.

– Ах, это... – показалось, что она вздохнула с облегчением.

– И что ты теперь будешь делать?

– Ты не хочешь выпить? Идем в гостиную, – позвала она. – Там бар.

Какое-то время он молча смотрел, как Алина смешивает коктейль. Перед ним поставила бутылку виски со словами:

– Сам себя обслужишь.

После чего с бокалом в руках села на диван. На ее лице он не заметил и тени волнения. Оно было все такое же красивое, гладкое, умело подкрашенное; волосы тщательно уложены, одежда со вкусом подобрана. Не женщина – картина. Произведение искусства. И как она гармонирует с обстановкой в гостиной! Красивая женщина в красивом доме, в бокале, который она держит в руках, красивый коктейль, оранжево-красно-коричневый. Красиво! Невольно он засмотрелся.

Алина тоже о чем-то думала, но ее лицо ее было спокойно.

– Что ты теперь будешь делать? – повторил он.

– Мне надо нанять новую прислугу, – спокойно сказала Алина. – Я завтра позвоню в агентство.

– И это все?!

– Я не понимаю...

– Но ты же... но вы же... Я думал, ты сейчас своему адвокату будешь звонить!

– Кому?! – она расхохоталась. – Адвокату?!

– Выходит, ты ее кинешь? – он оторопел. – Свою подругу? Свою... женщину?

– Ты не понимаешь, – она перестала смеяться. – Такой счастливой я чувствовала себя лишь один раз в жизни, когда посадили отца. Когда суд вынес приговор: пятнадцать лет. И я поняла, что свободна. Сейчас я свободна. Это стоит гораздо больше, чем разбитая ваза. Я бы любые деньги отдала, чтобы от нее избавиться. Спасибо тебе.

– Она и тебя запугала, да? – он взял бутылку виски, глотнул прямо из горлышка.

– Запугала? Нет, это хуже. Тирания – обратная сторона преданности. А Гена была по-собачьи мне предана. Я знала, что она растерзает каждого, кто подойдет ко мне слишком близко, кто попробует меня у нее отнять. Я почти не общалась с отцом. Из-за нее. Я растеряла всех своих подруг. Из-за нее. Я боялась иметь любовников, потому что знала, что им после этого не жить. Вокруг меня людей не осталось. Ты же видишь этот дом! Он пуст! Она же пустыню вокруг меня выжгла! И так я жила три года... Скажи, сколько она проведет в тюрьме? – жадно спросила Алина.

– До конца жизни, если ты не подсуетишься. У следствия нет ничего, кроме ее чистосердечного признания. Никаких доказательств.

– А пистолет? – живо спросила Алина.

– «Вальман»?

– При чем здесь «Вальман»? То есть, я хотела сказать... Я дам на суде показания. Я видела, как она стреляла в того мальчика, – тихо сказала Алина. – Ну, который делал дренаж.

– В твоей спальне делал?

– Я что, не женщина? – она резко встала.

– А я, выходит, не мужчина? – Он тоже встал. И как-то само собой вырвалось: – Ведь я люблю тебя! А ты меня все время заставляешь ревновать!

– Андрей, это не любовь. Я плохая. Меня нельзя любить, и не надо этого делать. Только не меня. У тебя все будет хорошо, ты встретишь добрую, милую женщину, она будет хорошей женой, хорошей хозяйкой, – горячо заговорила Алина. – И все наладится. Тебе надо жениться, надо детей.

– А ты?

– И у меня все будет хорошо.

– Ты хочешь сказать, что я тебе не подхожу? Так?

– Так. Но не так, как ты думаешь. В общем, я уезжаю.

– Что ж, пора. И ты мне ничего не скажешь на прощанье? – он выразительно посмотрел на ее губы.

– Прощай, – мило улыбнулась Алина. – И будь счастлив.

– Как? И все?

– А какого прощания ты хочешь?

– Как положено, – усмехнулся он. – Ночь любви и все такое. У тебя фантазия богатая, ты что-нибудь придумаешь.

– Нет, – твердо сказала она.

– А почему?

– Просто нет.

– А Гены-то здесь больше нет. И кто тебя защитит?

Она попятилась. Неизвестно, кто больше испугался, сама мысль о насилии была ему противна, но в ушах шумело, сердце стучало бешено. С трудом выговорил: