– Ой, Макс, я чуть не забыла тебе рассказать! – сказала я. – Знаешь, кто там был в этом микроавтобусе? Твой школьный друг Серега, ну помнишь, который живет на Английском проспекте?

Серега вел машину и разговаривал со мной о литературе, – откуда он знает, что я писатель?

– …А что же вы такое пишете? Наверное, женские романы… – сказал Серега.

Неужели видел мои книжки в магазине, а может быть, даже читал, – как приятно, когда тебя узнают и тут же начинают хвалить.

– Зачем же вы пишете женские романы? Женские романы я не читаю. Ну, а мы романов не пишем, мы с работы едем, последних пассажиров развезли. А какие у вас тиражи, наверное, крошечные?

Это был такой обидный для меня разговор, а сам Серега был такой замерзший – у него не работала печка, – что мне захотелось сказать ему что-нибудь приятное.

– А помните, я у вас на чердаке ударилась о чемодан? Это, может быть, очень дорогой чемодан, почти такой же чемодан стоит тысячу долларов или даже тысячу двести… Мы с Максом были в антикварном магазине и видели…

– Тысячу двести? – одновременно повернулись две головы с переднего сиденья.

– Да, или даже тысячу триста… – Мне очень хотелось сделать Сереге что-нибудь приятное.

– Ну, а Максыч как? – небрежно спросил Серега. – Уехал уже? Он мне свой мобильный давал, а я не позвонил, а потом потерял.

– Да он тут рядом живет, – сказала я, – в угловом доме на Верейской.

Серега вел машину и смотрел вперед, а человек с переднего сиденья, перегнувшись назад, смотрел на меня.

– Повидаться бы, он когда дома бывает? – спросил он. Наверное, они все вместе учились в одном классе, иначе зачем ему видаться с Максимом.

– Ну… он сегодня около двенадцати уходит, а обычно он по утрам дома, – сказала я, – я ему от вас привет передам.

Максим повернулся лицом к стене. Кажется, мой рассказ его не отвлек, не развеселил…

Что-то как будто сидело у меня в голове и мешало думать, чем бы еще развеселить Максима… И это что-то почему-то была стройотрядовская куртка. Хотя я сама никогда не была в стройотряде… В стройотрядовской куртке, в стройотрядовской куртке… Вот оно!.. Вот что сидело у меня в голове!..

– Макс, послушай! Это тебя совершенно точно отвлечет. Такое совпадение! Я тоже сегодня видела человека в стройотрядовской куртке! Знаешь, кто это был? Тот человек на переднем сиденье, Серегин друг, ну, который тоже хотел с тобой повидаться.

Максим накрылся с головой пледом и замер. Господи, ну что мне с ним делать?!

– Серега сказал – он артист, – продолжала я упавшим голосом, – но не настоящий артист, а когда учился в университете, играл в университетском театре. Серега им гордится, потому что они вместе работают, а он артист с университетским дипломом. Этот артист ко мне обернулся и сказал, что может сыграть любую роль. Хотите, свою родную, рафинированного интеллигента, а хотите, люмпен-пролетария, такого, что встретишь – испугаешься. Этот артист, он немного опустившийся, но милый. Так вот, к чему я говорю – этот артист, он был в стройотрядовской куртке… Какие бывают странные совпадения, правда? Эй, Макс, улыбнись! Макс, ну хотя бы немножко улыбнись!

– Я улыбаюсь, – глухо сказал Максим, – это действительно смешно. Что было дальше?

– Все нормально, мы быстро доехали, в садик не опоздали, – сказала я.

И тут Максим произнес очень странную фразу:

– Значит, это не адъютант его превосходительства… А вот теперь я действительно боюсь. Теперь я больше всего боюсь адъютанта его превосходительства, – сказал он, – получается, я его сильно подвел. Даша, что теперь со мной будет?

Я тоже люблю этот фильм, но почему Максим боится адъютанта его превосходительства?.. Максим не захотел пояснить, что он имеет в виду. Думаю, у него развилась мания преследования из-за пережитого шока, а может быть, он просто сошел с ума на почве любви к старому советскому кино…

Я очень люблю Макса, но… разве это по-мужски – позволить какому-то амбалу в стройотрядовской куртке хватать себя за нос? Разве это по-мужски – из-за какого-то бумажника улечься на диван, отвернуться к стенке и потерять человеческий облик? Разве это по-мужски – бояться персонажа из старого советского кино?..

– Ничего с тобой не будет. Полежишь немного, и все пройдет, – сказала я, – хочешь чаю или валерьянки? Или того и другого?

Ну что ж, никто и не отрицал, что Бог – хороший режиссер. Бог проделал такую красивую, такую изящную, филигранную работу, так тонко переплел обстоятельства, чтобы поставить меня на место, наказать меня за то, что я чересчур уж увлекся своей удачей. Так что мне оставалось… мне оставалось только восхищаться его молниеносным вмешательством в перипетии существования моей скромной персоны.

Все мои усилия, мои мучения, мечты о новой жизни, мои методичные копеечные предосторожности – в какой же все это превратилось фарс!

Актер, он был актер! Вот откуда этот страшный дух, которым повеяло на меня, эти демонстративные пугающие жесты… это была хорошая, талантливая игра. И свое сценическое, разыгранное «преступление», преступление-шутку, он совершил не ради бесценной коллекции, не ради книг, а ради че-мо-да-на…

Я сотни раз представлял, представлял так ясно, как будто видел: два человека на переднем сиденье микроавтобуса одновременно оборачиваются к Даше с удивленным выражением лица – ка-ак, этот чемодан стоит тысячу долларов, а Максыч дал только триста пятьдесят!.. А давай-ка мы его накажем!.. И отняли у меня миллион долларов, чтобы вернуть себе якобы недоплаченные несколько сотен, оттащив чемодан с бесценными книгами в ближайшую комиссионку… Какой-то античный рок, рок судьбы.

Я ни на минуту не переставал перебирать обстоятельства, складывать их по-другому…

– а если бы у Даши завелась машина…

– а если бы она не была такая болтушка и не вспомнила бы про чемодан…

– а если бы я не переложил книги из синей спортивной сумки…

– а если бы амбал в стройотрядовской куртке не оказался таким хорошим актером и я не испугался бы так… не отдал ему чемодан, сопротивлялся, позвал бы на помощь… Он не стал бы меня убивать, он же был не настоящий… Ведь они задумали шутку, злую шутку, но не преступление…

Если бы, если бы, если бы… Серегин друг, артист с университетским дипломом, без сомнения, поймет, что за сокровища отхватил вместе с чемоданом. Так что книги хотя бы не выбросят на помойку. Но продадут они их по-глупому, пропьют по одной книжке… драгоценная коллекция пропадет, распылится. А ведь я бы мог устроить выставку, завещать мои книги Русскому музею… но какая бы судьба ни постигла мои книжки, все равно это будет лучшая судьба, чем томиться в бессмысленном душном плену у олигарха…

Бог проследил, чтобы одному человеку, то есть конкретному мне, не досталось слишком много удачи. Посмотрел на меня и сказал – миллион, тебе? Об этом не может быть и речи. Так что мне ничего не остается, кроме как возблагодарить Создателя за его мудрый промысел – спасибо, что нет миллиона, можно просто смотреть в небо. Я все-таки очень счастливый человек, потому что умею смотреть в небо…