– А вы хоть отдаленно представляете себе, что мог почувствовать человек, которому говорят, что его невеста чуть ли не собственноручно прикончила его мать? – полюбопытствовал майор.

– Вполне, – не задумываясь, ответила Любовь Семеновна. – Сначала он расстроится, потом порвет со своей подругой, а потом еще будет благодарен тому, кто раскрыл ему глаза.

– И насколько он может расстроиться? – настаивал майор. – Мог он, по-вашему, попытаться покончить с собой из-за того, что узнал?

– С какой стати? – совершенно искренне изумилась Любовь Семеновна, и для майора стало очевидно: старой деве ни разу в жизни не случалось влюбиться настолько, чтобы подумывать о суициде, поэтому такая мысль в голову ей просто не приходила. – Я же оставила ему успокоительное, – добавила Любовь Семеновна с торжеством. – Очень сильное средство, мне знакомая дала. Оно у нее оставалось после какой-то семейной драмы. Она его пила и прекрасно себя чувствовала. Про мысли о самоубийстве она не упоминала. Напротив, говорила, что в те моменты, когда не спала, ей было даже весело от того, что она могла так глупо попасться на удочку недостойного человека. Поэтому я подумала, что для Леши это самое то.

* * *

Обо всем этом мы узнали на следующий день, причем не от самого майора, а от Яна, которого выпустили сразу же после того, как Надежда Семеновна перестала отпираться от своего дневника и переодевания в мужскую одежду, в которой разгуливала в вечер убийства. После этого она признала, что и в самом деле стреляла в Верку. Впрочем, тот факт, что она в нее попала, Надежда по-прежнему отрицала и сваливала все на Яна. Но, к счастью для последнего, пули, извлеченные из двери бабушкиной квартиры, ничем не отличались от пуль, найденных в теле тети Веры, а значит, были выпущены из одного пистолета. И к тому же сотрудники детской комнаты милиции проявили редкую бдительность и не поленились выслушать рассказ какой-то возмущенной мамаши о том, что дружок ее сыночка нашел в детском садике пистолет, подозрительно похожий на настоящий. И так ребенку этот пистолет пришелся по вкусу, что он ни за что не хотел отдавать свою игрушку. Даже поиграть не давал другим детям. Этот момент больше всего возмущал мамашу, она, должно быть, устала слушать жалобы своего сынка и решила обратиться в милицию.

Майор послал своих людей к маленькому жадине, и тому под давлением грубой силы пришлось расстаться с пистолетом Макарова, который в свое время принадлежал Яну и который он выкинул, когда в панике сматывался из садика.

В пистолете не было ни одного заряда, а где их достать – нашедший пистолет мальчишка не знал. Только это и спасло майора от серии кровавых преступлений у него на участке. После экспертизы оказалось, что пистолет вовсе не тот, из которого застрелили Веру, и потому к делу его приобщить нельзя. Зато дома у Надежды Семеновны обнаружился маленький тайничок в проеме между чуланом и коридором. Там и хранилась среди прочего железного хлама небольшая металлическая коробка из-под конфет, в которой лежал тщательно смазанный искомый пистолет.

– Представляете, до чего гнусная баба! – возмущался Ян, рассказывая нам свою историю. – Она даже не поленилась проследить за Светкой. Зачем ей было это нужно, непонятно. Но во время слежки она увидела рядом со Светкой меня. А потом под видом агента Госстраха втерлась в доверие к нашим полоумным соседкам, которые ей и выболтали все про меня. Ее узнали по той фотокарточке, которую соседкам показали сотрудники милиции. Оказывается, соседки про меня очень много чего знали и даже сообщили ей о своих подозрениях: мол, я сбился с пути из-за отсутствия в моем воспитании твердой мужской руки.

– А почему именно Госстраха? – совсем не к месту спросила Инка.

– Соседки у меня старенькие, не признают никаких новшеств. А Госстрах был всегда, они к нему привыкли и доверяют, – пояснил Ян. – Но главное не это! Она и телефон мой у них выведала! Представляете, как ловко меня подставила! Она ведь вовсе не добивалась того, чтобы ее заказ был выполнен. Ей требовалось только, чтобы я оказался на месте преступления; а потом уже можно было подтасовать улики – так, чтобы обвинить во всем меня. Она не учла лишь того, что ее сестра договорится с Верой встретиться перед тем, как идти в гости, а потому окажется возле Зоиного дома в то же время, что и она. Не учла и того, что меня на месте не окажется.

– А почему именно возле Зоиного дома? – заинтересовалась я. – Хотела, чтобы и у Зои были неприятности?

– Точно, – кивнул Ян. – Только, кроме этого, она еще и бабушку вашу потом собиралась прикончить, потому что та знала, что звонила ей вовсе не Люба, а Любина сестра.

– Это она ошиблась, – хихикнула Инка. – Дашкина бабушка ни о чем таком не думала. Она была совершенно уверена, что звонила Любовь Семеновна.

– Ну, а сестра ее об этом не знала, – возразил Ян. – Она переоделась в мужской костюм, который у нее лежал с незапамятных времен, и проследила за Верой от ее дома до Зоиного. А когда та зашла в садик, то предполагалось, что я начну стрелять и во время моей стрельбы Надежда тоже сделает свой выстрел. Она-то стреляла гораздо лучше, и ей ничего не стоило прикончить Лешкину маму, а потом и меня. Мне предстояло лежать рядом с Верой. Потом милиция, естественно, должна была заподозрить Светку, начать копать и обнаружить ее связь со мной. А для Леши у убийцы тоже было кое-что припасено. После того как арестовали бы Светлану у него на квартире, милиция нашла бы одежду со следами пороха, письмо, в котором его предупреждают о том, что его матери грозит беда, и второй пистолет, который побывал у меня. После того как я сделал из него несколько выстрелов и ни в кого не попал, она бы убила меня, мне бы вложила тот пистолет, из которого убила Лешину маму, а из моего сделала бы по мне еще несколько выстрелов и забрала с собой, чтобы подложить его Лешке.

– А алиби? – спросил Лешка. – Ведь я мог оказаться в большой компании, и все бы подтвердили. Или сидел бы дома и болтал по телефону с кем-нибудь, кто тоже смог бы подтвердить, что я находился дома.

– А ты не помнишь, что я вам рассказывал про то, как меня заставили взяться за мокрое дело? – с грустным видом спросил Ян. – Она ведь твердила мне, что в ее силах сделать так, чтобы Светка вылетела из института. У нее и в самом деле могло бы получиться ей навредить, потому что один ваш преподаватель чем-то ей обязан и сделал бы ради нее и не такую подлость. А уж задать вам на вечер такое задание, чтобы ни ты, ни Светка головы оторвать от учебников не смогли бы, тот преподаватель мог без проблем.

– Точно! Придрался бы к нашим курсовым и велел их переделать, – вспомнил Леша. – И телефон еще к тому же не работал. Я это обнаружил, когда к ночи разобрался со своей курсовой и решил похвастаться Светке. А пока трудился, я еще радовался, что меня никто не отрывает от работы. И папа появился от знакомых только в первом часу.

– Ему-то алиби она обеспечить не забыла, – заверил Лешку Ян. – Ведь если бы подозрение пало на твоего папу, то все, ради чего она затеяла эту интригу, рассыпалось бы, как карточный домик. Она и тянула так долго, чтобы дождаться такого дня, когда твоего папы дома точно не окажется. А в тот вечер у него была встреча, от которой он никак не мог отвертеться. Они каждый год в этот день встречались всей своей институтской группой, и это стало у них крепкой традицией. Приходили все и ни за что на свете не пропустили бы этот день.