Глава C

Охота на охотника

Следующим утром, когда, к большому огорчению Бораболлы, мы готовились оставить его остров, во дворец пришла весть о происшествии на одном из небольших островков Мотуу, входящих в большой риф. Мотуу входил в состав королевских доминионов.

Люди, которые принесли эти новости, были чрезвычайно взволнованы, и как только они сообщили то, что узнали, так весь Мондолдо зашумел от удивления.

Их история была такова.

Собираясь утром в Мотуу ловить рыбу, они заметили странное проа, вытащенное с моря на берег, откуда слышались голоса, и увидели среди пальм троих, похожих на привидений мужчин, не являвшихся жителями Марди.

После первоначального изумления рыбаков в ответ на их нетерпеливые вопросы незнакомцы рассказали, что они – оставшиеся в живых из компании уроженцев некоего неизвестного острова на северо-востоке, откуда они отправились в другую страну, отстоявшую от них в трёх днях пути в южном направлении. Но из-за ужасного происшествия, в котором был убит их родитель, они изменили свой курс, чтобы преследовать беглеца, который убил его, и все до единого поклялись, что никогда не увидят своего дома, пока не отомстят за судьбу своего отца.

Проа убийцы оторвалось от них и скоро исчезло с глаз долой, после чего они вслепую плыли днём и ночью, ориентируясь на кроваво-красную звезду в созвездии Волопаса. Вскоре сильная буря настигла их, кидая их туда и сюда, отчего после они уже и не знали, где находятся. Но борьба со странным течением, временами противодействовавшим их парусному судну, заставляла их дрейфовать весь путь почти без пресной воды и в отсутствие берега на горизонте. В долгом смирении они напрасно протягивали свои сухие тыквы к небесам и кричали: «Пошлите нам бриз, милые боги!» Штиль всё ещё продолжался, и, прежде чем он закончился, все, кроме троих, задохнулись, и умершие от жажды были сброшены в море. Бриз, который последовал за штилем, скоро вынес их на низкий необитаемый остров, где, оставшись на много дней, они хорошо запаслись кокосовыми орехами и водой и снова отплыли.

Следующей землёй, которую они увидели, был Марди, и они высадились на Мотуу, всё ещё намереваясь отомстить.

Этот подробный рассказ вселил в Тайи ужас.

Кем могли быть эти мстители, если не сыновьями того, кого я убил? Я полагал, что теперь они далеко и, следовательно, меня забыли; и теперь, как змеи, они оказались на моём пути во время поисков Йиллы.

Но я скрыл свои мысли.

В нетерпении услышать побольше, Бораболла, желая узреть незнакомцев, немедленно послал на Мотуу одно из своих летучих каноэ с наказом воротиться с путешественниками.

Прежде чем они появились в поле зрения, чувствуя, что странные доводы «за» могут остаться за королём, Самоа воскликнул: «Ло! Тайи, это то каноэ, которое шло к Тедаиди!»

Слишком верно; тот же самый катамаран, только это теперь совсем разбитый, фатальный помост в диком беспорядке: каноэ, каноэ Алимы! И с ним прибыло три копьеносца, которые в момент, когда «Серна» удирала от их борта, размахивали своими копьями. Но теперь их облик был так бледен, что лица казались похожими на черепа.

Тогда же пронеслась через меня дикая мысль об Йилле; и на какое-то время, как сумасшедший, я впал в бред. Казалось, будто таинственная девица всё ещё должна быть там и спасение состояло в том, чтобы забраться на каноэ. В своём бреду я ринулся к скелетам, как только они высадились:

«Не прячьте девушку!» Но, вмешавшись, Медиа увёл меня в сторону, когда мой порыв утих.

Незнакомцы сразу же узнали меня и, размахивая своими копьями, бросились ко мне с воплями, как только что я бросался на них. Но, считая всех безумными, толпа развела нас; тогда же, корчась в удерживавших их руках, бледные привидения снова и снова бешено выкрикивали свои проклятия:

«О, убийца! Ты – белое проклятие! Мы отбелим твою душу нашей ненавистью! Живя, наши братья прокляли тебя, и, будучи мёртвыми, сухими губами они прокляли бы тебя снова. Они умерли не от жажды, но ради мести тебе! Твоя кровь утолила бы их жажду!»

Я откинулся, ослабев, на тяжко пульсирующее сердце Самоа, в то время как они орали в пространство. Ещё раз в моих мыслях проплыл зелёный труп жреца.

Среди людей Мондолдо теперь бушевало сильное волнение. Они были поражены опознанием Тайи незнакомцами и оправдывали их смертельную свирепость.

Соединив это и понимая, что, обнародуй всё, что они знали, эти сыновья Алимы могли бы натравить на меня островитян, я решил опередить их историю и, повернувшись к Бораболле, сказал:

– В этих незнакомцах, о король, вы видите оставшихся в живых из группы, с которой мы столкнулись в нашем путешествии. От них я спас деву, названную Йилла, которая была их пленницей. Из их истории мне известно немногое.

– А их проклятия? – воскликнул Бораболла.

– Они вне себя от страданий, – вскричал я. – Они не знают, что говорят.

Поэтому, озадаченный всем этим, он приказал, чтобы они находились под охраной и были препровождены в пределы его палисада, и, бросив им приветствие, затеял серьёзную беседу. Всё это время бледные незнакомцы, уставившись, глядели на меня глубокими, сухими, подобными кратерам впадинами с неровным огнём, отражаемым от замороженного страхом ледника моей души.

Но, несмотря на их устрашающую ненависть и их злобные заклинания, вновь сладкая мечта об Йилле охватила меня со всеми таинствами её рассказов, оставленными без объяснений. И теперь передо мной находились те, кто мог бы раскрыть всю историю потерянной девы вплоть до фатального происшествия.

Побуждаемый этим, я умолял их раскрыть то, что они знали.

Но! – «Где теперь твоя Йилла? – кричали они. – Убийца женат и весел? Приведи и покажи деву!»

И всё же, хотя они оторвали ядро от моего сердца, я не рассказал им о своей утрате.

Затем, любопытствуя узнать историю Йиллы, все присутствующие призвали их обнародовать её, и, затаив дыхание, я услышал следующее:

Про Йиллу мы знаем только это: много лун назад великое каноэ, полное существ, белых, как этот убийца Тайи, зашло на наш остров из Аммы. Встреченным с благоговением, им поклонялись как богам и славили по всей нашей земле. Их вождь был подобен башне, и с ним было существо, щёки которого имели цвет красного коралла, а её глаза были цвета синего неба. Каждый день наши люди делали ей подношения из фруктов и цветов, которые она долго не могла хранить у себя, но вешала цветы на шею ребёнка, Йиллы; и тогда младенец в руках своей матери казался птенцом, усевшимся среди распустившихся цветов. Всё ладилось между нашими людьми и богами, пока, наконец, они не убили троих из наших соотечественников, обвинённых в краже с их большого каноэ. Наши воины удалились к холмам, размышляя о мести. Три дня прошло, когда ночью, спустившись на равнину, они в тишине проникли на огромное судно, завладели им и убили всех, кроме Йиллы. Птенец был оторван от цветов и нашим отцом Алимой был увезён в долину Ардаир, где размещён отдельно, как священное подношение для Apo, нашего божества. Много лун прошло, и там возникла враждебная к нашему родителю смута из-за долгой опеки над Йиллой. И тогда, предвидя, что священная долина реки станет когда-нибудь внезапно открытой, он посадил деву вон в то каноэ, устроив её тайное бегство к большой святыне Apo, в Тедаиди. Остальное ты знаешь, убийца!

«Йилла! Йилла! – снова тогда же пронёсся этот звук через мою душу. – О, Йилла! Слишком поздно, слишком поздно узнал я всё это!»

Узнав об исчезновении их бывшей пленницы, иссохшие незнакомцы возликовали, объявив, что Apo взял её себе. А что до меня, то когда-нибудь они осушат мою кровь из моего же черепа.

И хотя я не отрицал их ужасный рассказ, но продолжал скрывать истину