Василич вышел вперёд и пригладил львиную гриву своих волос пятернёй.

– Я – капитан.

– Мне хотелось бы спросить вас: настаиваете ли вы на том, чтобы ваш катер, ещё находящийся на плаву, был поднят на борт нашего эсминца для последующего ремонта?

Василич поглядел на японцев, на белоснежную каюту, так, видимо, не похожую на его берлогу. Взглянул на Ухонина. Ух подмигнул.

– Да хрен с ним, пусть тонет…

– Хотите ли вы что-то специально сообщить находящемуся на борту командованию? – продолжал переводчик.

– Мы и наши люди благодарят вас за спасение, – степенно произнёс Василич, – и мы очень рады, что посреди ледяного моря мы встретили горячее гостеприимство и дружбу!

Старый пьяница говорил и выглядел так величественно, что его в тот же миг можно было делать министром иностранных дел.

– Хорошо, – перевёл переводчик последние слова капитана. – Сейчас вас отведут в ваши каюты, предоставят одежду, соответствующую вашему размеру, вы примете душ и присоединитесь к нам за ужином.

– Прошу прощения, – неожиданно для всех, Василич снова взял слово, – мы очень благодарны за то, что ваши люди спасли с борта катера бо́льшую часть имущества. Но в русском флоте существует традиция – оружие, являющееся неотъемлемой принадлежностью катера, должно утонуть вместе с ним.

В кубрике возникло замешательство, явно не предусмотренное никакими протоколами.

– Прошу прощения, – слово снова взял капитан эсминца, – вы настаиваете, что снятое с борта катера оружие должно быть туда возвращено?

«Они ведь обратно вертолёт пошлют, – подумал Серж, – похоже, с них станется».

– Ну, это, наверное, не обязательно, – скромно потупился Василич. – Мы просто просим, чтобы этот карабин утопили с подобающей торжественной церемонией прямо сейчас, пока мы не отошли далеко от места последней стоянки моего корабля. Если это возможно – сделайте это прямо сейчас, на моих глазах.

– Будьте спокойны, – заверил его капитан корабля, – если вы так настаиваете, мы сделаем это немедленно.

В этот момент с палубы донёсся грохот турбин. На эсминец садился ещё один вертолёт.

В тот же вечер меня вызвали для беседы в какую-то каюту, очень похожую на офис. Я увидел сухого мрачного офицера, для японца – очень высокого роста. Рядом с ним сидел переводчик.

– Меня зовут полковник Сиро Оноши, – представился он, – во время беседы с вашим капитаном Талызиным он сообщил, что собственно командой катера является он сам и матрос Степан Черных. Вы зафрахтовали его катер при обстоятельствах, которые капитан Талызин (переводчик произносил «Тарызин») предпочёл с нами не обсуждать. Он только дал понять мне и капитану Исидо, что в ваши планы, возможно, входила намеренная встреча с иностранными судами за пределами территориальных вод России.

Наступал момент, которого я ждал и боялся всю эту неполную неделю. Сейчас от моего поведения зависела и моя судьба, и судьба ещё трёх человек. Интересно, как надо обращаться к японскому полковнику? Явно он не «товарищ». Интересно, как он отреагирует, если его назовут «высокоблагородием»? Нет, высокоблагородием я его звать не буду. Равно как и благородием. По-денщицки это как-то…

– Господин полковник! – я прочистил горло и услужливый переводчик протянул мне стакан воды. – Благодаря стечению обстоятельств в наши руки попала собственность японского правительства, долгие годы находившаяся в неизвестности. Определённые силы в Российской Федерации сделали всё, чтобы уничтожить эту собственность вместе с людьми, осведомлёнными о её существовании. Несколько человек лишились жизни во время её поисков. Сейчас я передаю этот предмет вам, – я вынул из-за пазухи тяжёлую серебряную папку, – и надеюсь на положительное решение вашего правительства о предоставлении нам убежища.

Полковник поднялся со стула и принял папку одной рукой, другой отдавая мне честь – как деревянный автомат. «Не хило их дрочат в этой армии самообороны», – подумал я. Полковник сел на место, положив папку перед собой и вперив в неё неподвижный змеиный взгляд. Затем что-то сказал переводчику.

– Вы знаете, что лежит там внутри?

– Нет. Мы предположили, что было бы невежливо вскрывать чужое письмо, – вдохновенно соврал я.

– Спасибо! Полковник Оноши благодарит вас от имени нашего правительства и от своего собственного – как офицер. Вы приняли мудрое решение, и оно будет рассмотрено правительством нашей страны. Для вашего спокойствия мы сейчас поселим вас в другой части корабля, чтобы исключить ваше общение с командой катера, которая изъявила желание вернуться в Россию.

– Прошу прощения, полковник, – вспомнил я свои обязательства перед старым жуком Василичем. Расстаться с ним не попрощавшись было ещё можно, но не расплатившись – уже моветон, – я прошу передать капитану Талызину в счёт погашения фрахта сумму в тридцать тысяч долларов. Деньги находятся у меня в каюте, и я передам их вашему представителю…

– Не надо торопиться, – полковник при этих словах даже улыбнулся. – Я допускаю, что правительство Его Императорского Величества, в числе прочего, погасит ваши долги перед капитаном Тарызиным – восемь лет в море без обеих ног – очень мужественный человек, не правда ли? Вся команда «Харуна» выражает ему своё уважение, и по приходе в порт Вакканай экипаж эсминца устроит в его честь праздничный обед.

Переводчик обратился к Оноши, и тот что-то коротко сказал.

– Я попросил разрешения добавить несколько слов от себя. Я на борту – единственный переводчик с русского, и мне уже тяжело переводить бесчисленные рассказы Тарызин-сан о его приключениях в море. Нет, вы поймите, они все такие интересные – но очень… Как это по-русски сказать – ужасные…

– Стало быть, ситуацию взять под контроль мы уже не можем. – Генерал-полковник, с усталым лицом, будто присыпанным пылью от долгого пребывания в закрытом помещении, посмотрел на Шергина. – И вы будете говорить, что всё происходящее является не более чем совпадением? Японцы формируют в непосредственной близости от наших территориальных вод настоящую авианесущую группу, затем похищают наших граждан и с улыбкой сообщают об этом по каналам МИД!

– Ну, во-первых, они утверждают, что спасли только экипаж небольшого катера допотопной постройки, затёртого льдом, в чрезвычайных обстоятельствах. Во-вторых, там, строго говоря, не было авианесущей группы, а были два траулера новейшей постройки и эскадренный миноносец, проводивший океанографические исследования. Информация по обоим типам судов проходила по разным ведомствам – траулеры шли по Госкомрыболовству, а эсминец – и вовсе через Академию наук, и вместе их никто не рассматривал. Эсминец уже день как пришвартовался в порту Вакканай, а нашего консульского работника, которого японская сторона пригласила к спасённым морякам, на борту нет до сих пор.