«Она определенно вышла из своей скорлупы», — высказался Деймон.

«Ох, Мередит действительно никогда из нее не выходила», — ответила Елена. — «Это все наиграно. Но в эту ночь, я думаю, это делают платья. Мередит одета как сирена, и она ведет себя знойно. Бонни одета как павлин и… смотри».

Она повернула голову вниз к длинному коридору, который вел к огромной комнате перед ним.

Бонни, одетая во что-то наподобие реальных павлиньих перьев, имела свою толпу поклонников — и это было именно то, что они делали: поклонялись. Каждое движение Бонни, казалось, было легким и птичьим, ее нефритовые браслеты синхронно перезванивались на ее маленьких кругловатых ручках, ее серьги подрагивали с каждым наклоном головы, ноги, казалось, мерцали в золотых сандалиях, позади нее был павлиний хвост.

«Ты знаешь, это странно», — пробормотала Елена, когда они добрались до большой комнаты, наконец, договорив совсем тихо, чтобы услышать телепатический голос Деймона: — «Я не осознавала этого, но Леди Ульма создала нам платья различных уровней животного мира».

«Хмм?» — Деймон снова посмотрел на ее шею.

Но, к счастью, в этот момент человек одетый в земной костюм — смокинг, кушак, и так далее — подошел с большими серебряными бокалами «Черной Магии». Деймон выпил вино залпом и взял другой бокал, грациозно кланяясь официанту. Потом он и Елена заняли места — за пределами заднего ряда, даже если это было грубо по отношению хозяйке. У них должна быть возможность, чтобы улизнуть.

— Что ж, Мередит — русалка высшего уровня, она ведет себя как сирена. Бонни — птица, и это еще один высокий уровень, она ведет себя как птица: ждет, пока все мальчики проявят себя, продолжая дразниться. А я бабочка — что ж, я полагаю, я буду светской бабочкой сегодня. Надеюсь, рядом с тобой.

— Как… мило, — выдавил Деймон, — но почему ты думаешь, что ты именно бабочка?

— Ну, это дизайн, глупенький, — сказала Елена, и она подняла свой переливающийся золотом и перламутром веер и легонько стукнула его по лбу. Затем она открыла его, показав Деймону мастерски выполненный рисунок с таким же узором, как и ожерелье, украшенное с лицевой стороны мелкими крупицами алмазов, золота и перламутра, где им не мешали складки.

— Ты видишь? Бабочка, сказала она, рисуясь неподдельным удовольствием.

Деймон проследил контур тонким длинным пальцем, очень напоминая Стефана, и ком встал у нее в горле, он остановился на шести стилизованных линиях над головой.

— С каких пор у бабочек есть волосы? — его пальцы двигались к двум горизонтальным линиям между крыльев, — или руки?

— Там ноги, — изумленно сказала ему Елена.

— Какая разница между руками и ногами или шесть волосков у тебя на голове или крыльев?

— Пьяный вампир, — предложил голос над ними и Елена, подняв глаза, удивилась, увидев Сейджа.

— Можно я сяду с вами? — спросил он. — Я не смог бы справиться с рубашкой, но моя крестная фея заставила появиться как по волшебству жилетку.

Елена, смеясь, передвинулась на соседнее сиденье, чтобы он мог сесть у прохода рядом с Деймоном.

Он выглядел намного аккуратнее, чем когда она видела его в последний раз, работающим около дома, хотя его длинные волосы все еще висели беспорядочными кудрями. Однако она заметила, что его волшебная фея надушила его одеколоном с запахом кедра и сандалового масла и одела на него жилетку и джинсы Dolce & Gabbana. Он выглядел… великолепно. Это означало, что он не животное.

— Я думала ты не придешь, сказала ему Елена.

— Как ты можешь такое говорить? Облачиться как ты — в небесно белый с золотым? Ты упомянула про праздничный прием; твое слово для меня закон.

Елена прыснула.

Конечно, сегодня вечером каждый воспринимал ее иначе. Это было из-за платья.

Сейдж, шептал что-то о своей скрытой гетеросексуальности, клялся, что рисунок на ее ожерелье и веер были образцами совершенства. Очень вежливый демон справа от нее, имевший сиреневую кожу и маленькие вьющиеся белые рожки, почтительно утверждал, что она смотрит на него как богиня Иштар, которая будто бы послала его в Темное Измерение несколько тысячелетий назад для того, чтобы пристрастить людей к лени.

Елена сделала мысленную пометку, чтобы не забыть уточнить у Мередит, означает ли это, что он уговаривал людей есть ленивцев, которые, как она знала, были дикими животными, ведущими не слишком активный образ жизни, или тут речь о чем-то другом.

Тогда Елена подумала, что Леди Ульма назвала платье «Платьем богини», так ведь? Это платье можно носить только в том случае, если твое тело очень молодо и очень близко к совершенству, потому что нет никакой возможности одеть под него нижнее белье или хоть как-то минимально его драпировать, что являлось его опасной особенностью.

Единственная вещь под платьем Елены ее собственное молодое тело и пара скудных, мягких телесного цвета клочков нижнего кружевного белья. О, и брызги жасминового парфюма.

«Так что это богиня — я чувствую себя подобно ей», — подумала она, поблагодарив демона (который стоял и кланялся). Люди занимали места перед первым выступлением Серебряного Соловья. Елена должна была признать, что ей хотелось увидеть Леди Фазину, и к тому же, было слишком рано предпринять попытку отправиться в уборную — Елена уже заметила, что охранники стоят во всех дверях. Две арфы стояли на помосте в центре большого круга из стульев. Внезапно все вскочили на ноги и захлопали, и Елена ничего бы не увидела, если бы Леди Фазина не выбрала тот же проход, у которого расположились Елена и Деймон. Как это было, она остановилась рядом с Сейджем, чтобы поприветствовать ликующую толпу и Елена прекрасно видела ее.

Она была привлекательной молодой женщиной, которая к удивлению Елены выглядела чуть старше двадцати, и в тоже время была практически такой же маленькой как Бонни.

Это крошечное существо, очевидно, относилось к ее прозвищу очень серьезно: она была одета в платье сделанное полностью из серебряной сетки. Ее волосы так же были серебристо-металлическими, охваченные высоко впереди и очень короткие со спины. Ее шлейф был едва привязан на две простые застежки у плеч. Он горизонтально плыл позади нее, постоянно двигаясь, больше походя на луч луны или облако, будто настоящее, до тех пор, пока она не добралась до центрального помоста и не поднялась на него, затем раз прошлась вокруг высокой открытой арфы, и тут накидка мягко и грациозно соскользнула на пол и полукругом собралась возле нее. А затем зазвучал волшебный голос Серебряного Соловья. Она заиграла на высокой арфе, которая выглядела еще более высокой по сравнению с ее миниатюрной фигуркой. Своими пальцами она могла заставить арфу петь, уговорить ее реветь, как ветер или извлечь музыку которая, казалось, спускалась с небес в глиссандо.

Елена плакала на протяжении ее первой песне, даже притом, что она была спета на каком-то иностранном языке. Это было так пронизывающе мелодично, что напомнило Елене Стефана, времена, когда они были вместе, общаясь только самыми мягкими словами и прикосновениями…