— Значит, не все предусмотрели, — рявкнул генерал и ударил кулаком по столу. — Вон отсюда, недоумок.

Подчиненный поспешил удалиться. А Полуяхтов бессильно упал в кресло, стянул галстук, расстегнул три пуговицы рубашки и стал гладить рукой грудь в районе сердца. Он бесшумно раскрывал и закрывал рот — как рыба, выброшенная на берег.

— Как ваше самочувствие? — спросил Гольцов у Заславского.

— Спасибо, уже получше.

— Вот я гостинцы принес. — Георгий показал пакет. — Я с охраной договорился. Не будут сильно потрошить.

— Мне тут уже один приносил гостинцы. — Заславский усмехнулся и пересказал подробности визита Кости. Гольцов с интересом выслушал:

— Знакомая личность.

— Будь с ним осторожней. Зря ты это дело затеял. Я же приказывал тебе, забыл? — В голосе Заславского не было уверенности.

Гольцов перевел разговор на другую тему. Они поговорили об общих знакомых, о последних новостях на воле, о жизни вообще. Потом как-то незаметно для себя вернулись к убийству.

— Мы тут вышли на одного человека. Контр-адмирал Ермаков, — сказал Гольцов.

— Знаю. Это ему я обязан нынешним положением. Гареев — его человек, из программы «Мясник». Слышал про такую?

— Да.

— Я про нее случайно узнал. Передал документы Белугину. Тот не успел опубликовать. А на меня с тех пор товарищи из органов ополчились. Ермаков до сих пор набирает в госпиталях парней для «Мясника».

— Я знаю.

— И «дипломат» его люди сделали.

— Мы знаем, что «дипломат» Белугину должен был передать он. Но пока основная версия: кто-то подменил. Ищем этого «кого-то».

— Чушь, — резко выразился Заславский. — Зачем было так усложнять? Не хотели, чтобы документы попали? Так проще было взорвать машину, в которой ехал Белугин с этими бумагами. Или убрать самого Ермакова. Нет, это определенно либо он сам взорвал, либо точно знает, кто это сделал.

— Мы проверяли это.

— Значит, плохо проверяли. Да ему выгоднее всех было шлепнуть Белугина. Это же он после взрыва таскал вагонами в редакцию компромат на Пашку. Им надо было свалить Ткачева.

— Почему? — Гольцова интересовала версия Заславского.

— Много причин. В те годы слух прошел среди особистов, что Пашка хочет создать вместо них службу собственной безопасности в Минобороны. Бред, конечно. Никто бы ему не дал. Но тогда это выглядело правдоподобно, тем более, что Пашка дружил с Ельциным. А тот и так много дров наломал.

— Только из-за этого Белугина взорвали? С трудом верится.

— Не только. Еще из-за Чечни возня шла. Одни хотели лезть в Грозный, другие нет. Чекисты рулить всем хотели, Пашка им мешал. Ну и так далее. Я тебе этих причин с десяток накидаю. Да и у самого Ермакова рыльце в пушку. Белугин много чего против него имел. Кое-что я подбросил, кое-что другие. В общем, парень был обречен.

Заславский вздохнул. А Гольцов, глядя на него, подумал, как несправедлива бывает жизнь. Верного сторожевого пса заподозрили в растерзании невинного цыпленка и бросили на живодерню. А волки, у которых, может, до сих пор перья в зубах, гуляют по лесу и учат подрастающее поколение.

О том, чьим верным псом был Заславский, Гольцов не думал. Зачем? Несправедливость жизни все объясняла.

В тот же день вечером Полуяхтов знал, где вышла осечка. Перед ним на столе лежала сводка Главного управления исполнения наказаний, в которой сообщалось, что в больнице Матросской Тишины скончался от сердечного приступа Маковецкий Захар Иванович. К ней было подколото несколько документов и распечатка статьи в завтрашней газете «Предприниматель», которую уже поместили в Интернете.

ВЕПРЯ УБИЛО СЛАБОЕ СЕРДЦЕ

Вчера утром в Матросской Тишине скоропостижно скончался авторитетный в определенных кругах Захар Маковецкий, больше известный в тех же кругах как Вепрь.

Бывший сержант воздушно-десантных войск и кандидат в мастера спорта по боксу, вопреки общему течению начала девяностых, когда малоизвестные спортсмены становились известными бандитами, в молодые годы пытался вести законопослушную жизнь и даже делать что-то хорошее. Он работал пожарником. Но долго на зарплате честного человека не выдержал. Его поймали на краже во время пожара в квартире крупного бизнесмена. Против Маковецкого возбудили уголовное дело. Он пытался избежать наказания тем, что с помощью дружков-боксеров «убеждал» бизнесмена и бывших коллег по работе изменить показания. Не помогло. Зато обвинительное заключение пополнилось эпизодами с нанесением тяжких телесных повреждений.

В тюрьме Маковецкий, ставший к тому времени Вепрем, не терял времени даром. Он обзавелся нужными связями в уголовном мире. А также сколотил банду из тех, с кем сидел и с кем когда-то занимался боксом.

Банда Вепря быстро отвоевала место под криминальным солнцем. Она не гнушалась никакой черновой бандитской работы: грабила водителей-дальнобойщиков, выбивала долги, крышевала мелкие фирмы, выполняла заказные убийства. В общем, стандартный ассортимент.

Кстати, Маковецкий имел большой успех у прекрасной половины. Друзья рассказывали, что своим голосом он умел буквально завораживать дам. Результатом стало четверо детей от разных женщин.

Неприятности у Вепря начались после того, как он попытался влезть в сферы влияния крупных группировок и объявил им войну. По некоторым данным он даже собирался отправить на тот свет нескольких воров в законе. Но акулы криминального бизнеса оказались не по зубам Вепрю. Они сыграли на опережение и, по некоторым данным, банально сдали начинающего коллегу милиции.

На суде Вепрь традиционно отказался от своих показаний, данных на предварительном следствии, и попытался свалить всю вину на подельников. Но прокуратура была уверена, что собрала достаточно доказательств.

Несколько недель назад Вепрь был внезапно госпитализирован в больницу Матросской Тишины с диагнозом: камни в почках. Суд над ним был отложен, теперь уже навсегда. Вердикт врачей — острая сердечная недостаточность. Друзья удивляются, потому что Маковецкий всегда обладал крепким здоровьем, и намекают на то, что враги могли достать его и в тюрьме. Но без доказательств эти предположения могут так и остаться домыслами.

Полуяхтов с интересом прочитал статью. Потом взял справку из ГУИНа, в которой говорилось, что в отношении медсестры больницы Светланы Кармановой начато служебное расследование.

— Это она ему устроила морфин за четыреста долларов, — сообщил исполнитель, стирая платком пот с высокого лба. — Что с ней делать будем?

Генерал посмотрел на сидевшего перед ним человека, скользнул взглядом по лацканам пиджака от Лагерфельда и произнес:

— Ничего.

«Развалили страну, — думал Полуяхтов. — Нигде порядка нет. Везде норовят своровать». Он уже корил себя за то, что утром взорвался. «Стареешь», — говорил себе генерал. В его карьере бывали и более серьезные проколы, но никогда он не срывался так. Ведь он был бойцом и знал, что даже пропущенный шах еще ни о чем не говорит.