военные песни, третьи подносили факел к хижинам.

Ближе ко мне были рассеянные группы воинов, преследовавших убегающих пиктских мужчин и всех пиктских женщин, которые не исчезли в лесу.

Женские крики перекрыли лязг мечей и дикие боевые кличи.

И затем я услышал, как назвали мое имя.

“Merak! Merak!”

И я увидел, кто позвал меня. Меа-ла боролась в руках огромного норвежца, который нес ее, как младенца.

Ее прекрасные темные глаза были широко раскрыты, ее милое лицо побелело от ужаса. Ее мягкие руки были протянуты ко мне с мольбой.

И я увидел красный туман ярости и бросился на норвежца, молча, свирепо.

Норвежец, обернувшись, увидел лишь пикта, вооруженного длинным бронзовым кинжалом, несущегося на него.

С громким смехом он сдвинул сопротивляющуюся девушку и, держа ее беспомощной одной могучей рукой, другой поднял огромный меч, чтобы уничтожить самонадеянного пиктского глупца, который осмелился напасть на норвежца.

Он был высокомерно самоуверен и не мог оценить скорость, с которой я приближался. Огромный меч едва достиг высшей точки своей восходящей дуги, когда я поднырнул под его руку и нанес ему три удара, вонзив кинжал в щели в его железном корсете.

С ревом он отшатнулся назад, меч выскользнул из его рук. Он рухнул на землю, его густая желтая борода торчала вверх, девушка выпала из его рук, когда он падал.

Я схватил ее и подтолкнул к лесу. Не останавливаясь, чтобы посмотреть, справится она или нет, я повернулся, чтобы встретить натиск трех других норвежцев, которые неслись на меня с дикими криками.

Но я усвоил одну вещь. Я был намного быстрее норвежцев и легче на ногах.

Когда они обрушились на меня, я нырнул под боковой взмах меча и подставил владельцу подножку, так что он растянулся на земле. Плоскость чужого меча нанесла мне сокрушительный удар по голове, но я собрался с силами и, бросившись вперед, вонзил свой кинжал по рукоять в грудь норвежца, выдернув его, когда он падал.

Другой викинг остановился в нескольких ярдах от него и занес над плечом длинное копье для броска.

Я со всей силы метнул свой кинжал в его грудь. Когда он сделал выпад вперед, он метнул копье, но древко нанесло мне лишь скользящий удар по лесу.

Я пошатнулся, и кто-то подхватил меня, поддерживая. Это был Меа-ла.

У меня кружилась голова, но я схватил ее за руку, и мы убежали в лес.

Норвежцы не захотели следовать за пиктами в густой лес, и вскоре мы были в безопасности.

Затем я прислонился к большому дереву, измученный и слабый, но счастливый.

И затем я почувствовал мягкие руки на своей шее, мягкие волосы, падающие на мое лицо и струящиеся по плечам, мягкую, стройную, девичью фигуру, прильнувшую и уютно устроившуюся в моих объятиях, мягкие губы на моих. Спасибо.

Я был Лакуром, лучником в стране Кита. Мы были воинственным народом, и много-много раз я проходил маршем через великие ворота Кархемиша с сотнями, а иногда и тысячами лучников, мечников, копейщиков и возничих на колесницах.

По большей части мы сражались, защищая нашу страну, и при этом у нас было достаточно войн.

Иногда армии возвращались через великие ворота Кархемиша, разбитые, разбитые; чаще всего с длинными вереницами награбленных повозок и пленников, сильных мужчин, красивых детей и молодых женщин в рабство.

В первом упомянутом событии старики, женщины и солдаты города заняли стену и приготовились удерживать город.

В последнем весь огромный народ собрался и устроил праздничный день, и награбленное было распределено, а рабы проданы.

Говоря о рабах, была пословица: “Лучше быть рабом у хеттов, чем свободным человеком в Ассирии”.

Ибо мы, хетты, славились своим мягким обращением с пленными и рабами. Свирепыми и дикими мы были на войне, но в мирное время мы были честным народом. У нас не было семитской жестокости, и мы принадлежали к другой расе, чем другие племена Ханаана.

В истории не зафиксировано, чтобы захваченные на войне пленники умоляли хеттов продать их, но это правда.

Не закон был причиной снисхождения к рабам, а снисходительность хеттской натуры. Я не могу объяснить, почему хетты были настроены более доброжелательно, чем другие племена Ханаана, но факт остается фактом: они были.

Однажды мы прошли через ворота Каркемиша, чтобы противостоять могучей армии, которая пришла с Востока через пустыню, опустошая страну по мере своего продвижения.

Они были ассирийцами, воинами самого свирепого и воинственного народа, который когда-либо знала ранняя Азия.

Их вел великий полководец, могучий доблестный человек, чье мастерство было настолько велико, что немногие племена осмеливались противостоять его армии, и чья дикая жестокость превосходила его мастерство и доблесть.

Куда бы ни направлялась ассирийская армия, везде были грабежи, убийства, пожары и грабежи. Они убивали мужчин, женщин и детей, оставляя только самых красивых молодых женщин в рабыни и наложницы.

Какое-то время они были владыками Азии, за исключением хеттов.

Мы выступили навстречу ассирийской армии и встретили ее в нескольких лигах от Хиты. Таков был обычай хеттов никогда не вступать в битву в пределах своих границ и тем самым избавлять народ Хиты от ужасов армии вторжения, а в случае поражения давать им время занять города, окруженные стенами.

Мы не сразу вступили в битву с ассирийцами. Наш лагерь был разбит на склоне, их лагерь - на равнине; и равнина была белой от их палаток.

Они значительно превосходили нас числом, но мы удерживали выгодную позицию, потому что у подножия склона, на котором мы разбили лагерь, было много оврагов и лощин и огромных валунов.

Ассирийцы не собирались нападать на нас там, пока не запаслись провизией и не проверили свое оружие. Не зря хетты более восьмисот лет противостояли всем враждебным нациям.

Мы также не собирались совершать вылазки против них, поэтому мы отдыхали и возводили укрепления, натягивали луки и точили мечи, а ассирийцы грабили и разоряли равнину, и дым от горящих городов и деревень поднимался к небесам вместе с визгами убитых мужчин и детей и воплями женщин.

С наступлением темной азиатской ночи многие разведчики выскользнули из лагеря хеттов, чтобы шпионить среди ассирийцев, узнать их численность и, по возможности, их планы.

Я, Лакур лучник, был одним из шпионов.

Это было трудное дело, полное риска для шпионов. У ассирийцев