Однажды вечером в полях неподалеку от городка Давлиды Эдип оказался на перекрестке трех дорог. Пока стоял он и раздумывал, какой дорогой двинуться дальше, к перекрестку приблизилась богатая колесница. Управлял ею старик – он встал с места и попытался согнать Эдипа с дороги.

– Прочь, деревенщина! – крикнул он и хлестнул кнутом.

Для гордого Эдипа такое было невыносимо. Он схватился за кнут и сдернул старика с колесницы. Четверо вооруженных мужчин спрыгнули с задка и с криками ринулись на Эдипа. Он отнял у одного меч, последовала драка, в которой трое полегли убитыми. Четвертый удрал. Эдип склонился к старику и обнаружил, что тот, упав, сломал себе шею.

Эдип засыпал четыре трупа землей и проводил их души в загробный мир. Распряг лошадей, хлопнул их по крупу, и они понеслись вдаль по дороге.

И вновь он задался вопросом, куда ему держать путь. Мысленно обозначил варианты как «Дорога Один», «Дорога Два» и «Дорога Три», отломил ветку оливы и стал ощипывать с нее листья по одному, под счет.

– Один, два, три… один, два, три… один, два, три… один, два! Так тому и быть. Пойду Дорогой Два.

Как бы оно вышло, окажись на ветке на один листок больше или на один меньше, – нам неведомо. Бывает, нечто невероятно важное зависит от таких вот мелочей, но нам остается лишь гадать об исходах путей, которые мы не выбрали.

Эдип бодро зашагал по Дороге Два – вот и все. Судьба его определилась.

Выбранный путь вел Эдипа по Беотии; в этих краях расстилались приятные взору поля и мягкие долы, текли искристые реки. Постепенно дорога взяла вверх, к горному перевалу. Кто-то окликнул Эдипа:

– Я б на твоем месте туда не совался.

Эдип обернулся и увидел старика, опиравшегося на палку.

– Не совался бы? Отчего же?

– Это гора Фикион, так-то.

– И что?

– Ты не слыхал о Сфинксе?

– Нет. Что такое «сфинкс»?

– Я бедняк.

Эдип вздохнул и положил монету в протянутую ладонь старика.

– Благодарствуйте, господин. – Старик сипел и щурился. – Говорят, Сфинкса наслала сама Царица неба – в наказание царю Лаю. О нем-то ты хотя бы слыхал?

В учебе Эдип всегда был внимателен. Его обязали запоминать бесконечные списки скучных провинциальных царьков, царевичей и вождей кланов.

– Лай, царь Фив. Сын Лабдака, сына Полидора, сына Кадма.

– Так и есть. Правнук сеятеля драконьих зубов, собственной персоной. Муж царицы Иокасты, могущественный царь и владыка.

– Почему же Гера желает его покарать?

– А, ну да. Он снасильничал над Хрисиппом из Писы, говорят. Так или иначе, парнишка покончил с собой.

– Слыхал я эту историю. Но это ж было невесть когда?

– Двадцать лет, может, больше. Но богам-то что?

– И поэтому она наслала этого сфинктера?…

– Ха! Да ты шутник. Сфинкса, я сказал. Ужасная тварь – голова смертной женщины, а тело льва, да с птичьими крыльями. С такой шутки плохи. Она стоит на гребне перевала, как раз куда ты направлялся. Всякого путника останавливает она загадкой. Коли не получает верный ответ, сбрасывает такого ответчика на скалы внизу – насмерть. Никто ее загадку еще не разгадал. Ни купцам, ни проезжим нет пути с севера в Фивы. Если тебе туда надо, лучше иди в обход горы, лишь бы со Сфинксом не сталкиваться.

– По загадкам я мастак, – заметил Эдип.

Старик покачал головой.

– Видишь, кружат сарычи? Вот кто обдерет мясо с твоих переломанных костей.

– Или с костей сфинктера.

– Сфинкса, паренек. Сфинксом она зовется, не смей забыть.

Эдип пошел дальше, предоставив старику крякать, сипеть и цокать языком.

Он и впрямь был силен в загадках. Сам изобрел целый новый подход к словесным играм: переставлять местами буквы одного слова, чтобы получалось другое[248]. Эта затея пришла ему в голову еще в детстве, когда услышал он историю о Пифоне, великом змее Геи, Матери Земли, которого послали охранять Омфал, камень-пуп всей Греции, в Пифо, ныне Дельфы[249]. Эдип увлеченно сообщил матери, что имя Тифона, одного из множества чудовищных отпрысков Геи, содержит те же буквы, что и Пифон[250].

– А Гера – то же, что Рея![251] – воскликнул маленький Эдип.

– Очень хорошо, милый. Но это ничего не значит[252].

Так и есть, наверное, не значит. Но все равно потеха. Ребусы, головоломки и шифры по-прежнему увлекали Эдипа, а большинству других людей казались скучными. Теперь же игра в загадки ценою жизни будила его интеллектуальное тщеславие.

Эдип поднимался все выше, тропа делалась все ýже. Старик был прав: сарычи, целая дюжина, кружили над головой, покрикивая в предвкушении.

– Стой!

Эдип глянул вверх и увидел крылатую фигуру, угнездившуюся на выступе над тропой. Чудище спрыгнуло и мягко приземлилось перед Эдипом, распахнув и сложив крылья.

Лицо человека, тело льва – в точности как описал старик[253].

– Доброе утро, господин, – произнес Эдип.

– Господин? Господин? Ты что, слепой?

– Прости. Трудно разобрать. Я даже толком не пойму, где у тебя лицо, а где задница.

– О, вот мне радость будет смотреть, как ты подыхаешь, – проговорила Сфинкс, и львиная шерсть у нее встала дыбом.

– Тебе придется немало ждать, – сказал Эдип. – У меня этого нет в замыслах еще на много лет вперед. А пока, уж прости, мне надо пройти.

– Не спеши! Никто не пройдет мимо меня, пока не разгадает загадку.

– Ах вон что. Загадка, почему твоя мать не удавила тебя при рождении, верно? Нет?

Сфинкс, считавшая себя исключительной красоткой, – такой она и была – вскипела от ярости.