Новый день Эрика встречает одна, вся обклеенная пластырями материнской заботы. Этот день Эрика вполне могла бы встретить и вместе с мужчиной. Женщина идет навстречу дню, плохо к нему подготовившись. Никто не обращается в полицию, чтобы Вальтера Клеммера арестовали. Зато погода отличная. Мать, что крайне непривычно, молчалива. Она с самыми лучшими намерениями пытается сделать то один, то другой пробный бросок, но мажет мимо корзины, которую из-за дочери повесила слишком высоко. На протяжении многих лет корзину вешали все выше и выше. Она почти исчезла из поля зрения. Мать говорит, что дочери следует больше бывать на людях, видеть больше новых лиц и узоров на обоях! В ее возрасте самое время так поступать. Мать арифметически доказывает молчащей дочери, что не хорошо ей, молодой и шаловливой, все время быть только в ее обществе, в обществе пожилой женщины. Так плохо разбираясь в людях, и это было только что доказано, Эрика, возможно, во второй раз за год наткнется не на того человека. Мать рассказывает о том, что для Эрики полезно. Эрика с этим соглашается, и это первый шаг к познанию себя. Существуют и другие мужчины, но мать робко утешает себя, произнося туманное слово «потом». Молчание Эрики далеко не враждебно. Мать боится, что Эрика сейчас о чем-то думает, и дает выход этому опасению. Тот, кто не говорит, способен размышлять. Мать требует размышлять вслух, а не заниматься самокопанием. Все, о чем думаешь, нужно говорить матери, чтобы она все знала. Мать страшится тишины. Вынашивает ли дочь планы мести? Решится ли она на бесстыдные высказывания?

Восходит солнце, освещая пыльные пустыни улиц. Оно окрашивает фасады в розовый цвет. Деревья покрыты зеленью. Они принарядились. Цветы распускают бутоны, чтобы внести свою лепту. На улицах появляются люди. С их губ слетают слова.

У Эрики все болит, и она движется очень осторожно. Мать перевязала ее не очень удачно, но зато очень заботливо. Утро могло бы побудить Эрику к поиску причины, почему все эти годы она от всего отгораживалась: только для того, чтобы однажды выйти за стены дома и всех превзойти! Почему бы не сейчас? Не сегодня? Эрика надевает старое платье, вышедшее из моды. Платье не такое короткое, как это было тогда принято. Платье слишком узкое и на спине не совсем сходится. Оно совершенно устарело. Матери платье тоже не нравится, на ее вкус оно слишком короткое и узкое. Дочь торчит из него и там, и сям.

Эрика выйдет на улицу, чтобы привести всех в смущение, для этого будет достаточно одного ее появления. Министерство внешних сношений, которым заведует Эрика, облачилось в старое платье, что заставляет некоторых прохожих оборачиваться с язвительной усмешкой.

Мать, чтобы отвлечься, предлагает совершить вылазку за город: «Но в таком виде я тебя не пущу». Дочь ее не слышит. Мать, ободренная этим, достает карты маршрутов. Достает их из старых пыльных ящиков, в которых когда-то рылся еще отец, водит пальцами по линиям, обозначающим тропы, ищет цели, определяет, где сделать привал. Дочь на кухне тайком прячет в сумочку острый нож. Обычно его используют для разделки уже убитых животных. Дочери еще не ясно, совершит ли она убийство или бросится этому мужчине в ноги, покрывая их поцелуями. Она потом решит, ударит ли она его ножом или припадет к нему со страстными мольбами. Она не слышит мать, которая подробно расписывает маршрут.

Дочь ждет мужчину, который явится перед ней и припадет к ней с мольбами. Она молча садится на подоконник и взвешивает, пойти или остаться. Сначала она решает остаться. "Возможно, я пойду завтра», — решает она. Она бросает взгляд на улицу и сразу после этого покидает дом. Скоро в техническом университете на его факультете начнется утренняя лекция, он ей об этом однажды рассказал. Любовь ведет ее туда, тоска и желание служат ей плохими советчиками.

Эрика Кохут уже ушла, оставив мать одну в попытке понять, что Эрика задумала. Матери давно и хорошо известно, что время — это крайне злобное и плотоядное растение, однако разве еще не слишком рано, чтобы вновь подставлять себя под его удар?

Обычно ребенок начинает свой день позже, поэтому и день начинает клониться к закату намного позже.

Эрика нащупывает в своей сумочке теплую рукоятку ножа и идет по улице к своей цели. Она выглядит необычно, словно созданная для того, чтобы избегать людей. Люди не отваживаются взглянуть на нее. Они отпускают замечания, оборачиваясь ей вслед. Они не стыдятся своего мнения об этой женщине, они произносят его вслух. Эрика в своем невзрачном полукоротком платьице распрямляется в полный рост, вступая в ожесточенную схватку с молодостью. Молодость, отчетливо видимая отовсюду, открыто высмеивает учительницу. Молодость смеется над внешностью Эрики. Эрика смеется над бедным внутренним содержанием молодости. Мужской взгляд, брошенный на Эрику, свидетельствует, что ей не стоит носить такое короткое платье. Ведь у нее не такие уж красивые ноги! Женщина идет, громко смеясь, платье не подходит к ее ногам, а ноги не подходят к ее платью, как выразился бы модельер. Эрика возвышается над самою собой и над другими. Она не уверена, справится ли она с этим мужчиной. И в центре города молодость осыпает ее насмешками. Эрика громко язвит в ответ. Эрика может делать лучше все, на что только способна молодежь. Ведь она начала этим заниматься намного раньше.

Эрика идет по просторным площадям перед музеями. Вспархивают стаи голубей. Их вспугивает ее решимость! Туристы, раскрыв рты, смотрят сначала на императрицу Марию Терезию, потом на Эрику, потом снова на императрицу. Слышно хлопанье крыльев. На табличках обозначено время работы музеев. Трамваи на Ринге несутся на светофоры. Солнце пробивается сквозь пыль. За решеткой Бурггартена молодые мамаши начинают свою дневную прогулку. Первые «нельзя!» разносятся по дорожкам, усыпанным гравием. Мамаши разбрызгивают желчную слюну с высоты своего положения. В ответ слышен нарастающий рев, испытанное детское оружие. По всему парку люди встречаются друг с другом. Коллеги по работе, друзья, о чем-то спорящие. Автомобили энергично влетают на перекресток, потому что пешеходы исчезли из их поля зрения и попрятались в подземный переход, где сами будут отвечать за ущерб, который они наносят. Там, внизу, нет автомобилистов, этих козлов отпущения для пешеходов. Люди входят в магазины, подробно окинув их снаружи оценивающим взглядом. Кое-кто прогуливается без всякой цели. Двери учреждений на Ринге заглатывают посетителей, занятых вопросами экспорта и импорта. В кондитерской «Аида» мамаши рассуждают о своих дочерях и об их первых половых контактах, которые с самого начала представляются опасно преждевременными. Они хвастаются успехами своих сыновей в учебе и спорте.

Нож, который Эрика ощущает в своей сумочке, сбивает ее с толку. Отправится ли нож по своему назначению, или Эрике предстоит проделать путь в Каноссу[8], чтобы заслужить прощение со стороны мужчины? Эрика еще не знает, она примет решение, когда доберется до места. Пока нож еще играет первую скрипку. Пусть он исполнит свой танец! Женщина идет в сторону «Сецессиона» и легко поднимает голову, вглядываясь в купол из листьев. Под этим куполом сегодня известный в городе художник показывает такое, после чего искусство не сможет больше быть тем, чем оно было раньше. Отсюда уже видны здания, где царствует техника, полюс, противоположный искусству. Эрике осталось только пройти подземным переходом и пересечь Ресселевский парк. Налетают порывы ветра. Они доносят до нее оживленные голоса жадной до знаний молодежи. На Эрику бросают взгляды, она от них не уклоняется. «Наконец-то и на меня бросают взгляды!» — торжествует Эрика. Она долгие годы уклонялась от таких взглядов, оставаясь однодомным растением. Хорошо выстоявшееся вино особенно сильно бьет в голову. Эрика открывает себя навстречу взглядам, и она не безоружна, с ней ее верный нож. Слышен чей-то смех. Не все смеются так громко. Большинство не смеется. Они не смеются, потому что не замечают никого, кроме себя. Они не замечают Эрику.