— Эх, куда хватила! — удивился Упрям. — Морок мне не по плечу пока что, а даже если создам — что с ним потом делать? Эту дрянь только разводить легко, а обратно в небытие заталкивать замучаешься. Так все умные чародеи говорят.

— И правильно говорят. Но наваждение нам не подойдет, это точно. Другое придумай.

— А если то же наложение — только не для чар, а для образа? Сразу и закрепится.

— В сущности, это даже лучше. Но сумеешь ли одним заклинанием и наложить, и закрепить?

— Я попробую. Зато как все облегчается! И ты сможешь силы беречь — ведь связь через пряжку будет устойчивой.

Птичка немного помялась, но согласилась:

— Пиши заклинание. Только обязательно мне потом покажи.

— А ты недурно разбираешься в магии, — отметил Упрям, садясь за работу.

— Так чай не первый день на службе, — донельзя довольная лестным словом, расцвела птичка. — Всякое с Наумом делать доводилось…

Уточнять она ничего не стала, но резной глаз ее явственно подернулся поволокой приятных воспоминаний, и Упрям даже испытал некоторую зависть: по виду птички судя, они с чародеем горы воротили. По одной в день. В качестве разминки.

Он сосредоточился на заклинании, полностью расписал его и принялся выбрасывать слова собственно наложения, заменяя их нужными для направленного наваждения и образного закрепления, как он для себя назвал предстоящие действия. Получалось вроде бы гладко, но птичка нашла к чему придраться, чуть не заставила переписывать набело, но тут уж Упрям отказался: ночь не бесконечная, над бумагами еще надо посидеть.

— Ладно, сойдет, только ничего не напутай, — сказала птичка. — Собьешь мои настройки — я отключусь, делай потом что хочешь. Слушай, а давай, как Наум вернется, уговорим его в преподаватели меня записать? Я могу лекции читать, домашние работы проверять. Я ж не «петушок» какой — зерцало многоцелевое!

— Но ведь чародействовать-то все равно не можешь? — пожал плечами Упрям.

Такова особенность нелюдей, нечисти и духов, а также сотворенных магией существ: они могут владеть очень сильными, иногда необоримыми чарами, но лишь некоторым их набором. Выучить что-то новое способны только люди. Исключения, конечно же, случаются, но слишком редко.

— Ну и что? — дернуло крылышком резное создание. — Зато говорить умею складно. Мне много не надо, два-три ученика… А ведь как славно будет! Решено: как только Наум вернется, сразу попрошу!

— Ладно. Если он вообще захочет разговаривать, я замолвлю за тебя словечко, — пообещал Упрям. И, глядя в счастливый глаз птички, понял, что обрел верного друга.

Должно быть, сидеть на раме все-таки скучновато, даже если «тайком» с такими же «подругами» многоцелевыми перешептываться.

Точно, это была его ночь! Как и с ножнами, заклинание сложилось удачно. Однако выполнить задуманное Упряму все же не удалось.

Неладное он почувствовал уже в тот миг, когда жизненные токи гонца хлынули в ладони через серебро пряжки — не ровные и теплые, как в прошлый раз, а болезненно дрожащие, как расстроенные струны на гуслях. Упрям сумел сдержаться и не нарушить ход заклинания — до того, как зеркало отразило владельца пряжки.

Гонец был ранен. Вражеское копье ударило его в бок, разорвав кольчугу. Задрав кольчатые лохмотья, молодой парень с силой прижимал к окровавленному боку свернутую тряпицу, другой рукой пытаясь затянуть поверх свой пояс. Он лежал на лавке у бревенчатой стены в доме волхва.

Сам Нещур, жилистый, но не слишком здоровый старик, стоял посреди горницы, опираясь на посох и выкрикивая в сторону закрытых ставен слова заклинаний. Голос его звучал из зеркала неразборчиво, да еще мешали треск и грохот: и в окна, и в дверь кто-то ломился.

Видение распалось — Упрям не смог дочитать заклинание. Да и незачем — осажденным людям сейчас не до его внушенных мыслей. Но как же так? Ведь там целая ватага, неужели перемычья стража спит?

Пустые вопросы. «Тати на то и тати, чтоб тишком проникати…» — глупое присловье, но сейчас как никогда верное.

— Одолеют их, — негромко сказала птичка, — как пить дать одолеют.

— И письмо отнимут… Ах, пропасть, что же делать? Как им помочь? Птичка, миленькая, есть тебе с кем связаться в Перемыке?

— Извини… Зерцало там имеется, «петушок» у воеводы. Но… я запоминаю только последний вызов.

Упрям упал на кровать чародея, обхватив голову руками. Про письмо он уже не думал — до него ли, когда люди погибают? Ужасное чувство — видеть все так близко и быть не в состоянии помочь.

— Эх, махнуть бы туда!.. — простонал ученик чародея

— Толку? — вздохнула птичка. — Там, чую, большая шайка

— А у меня — разорви-клинок! Этого они не ждут… эх, если бы как-нибудь!

— Ну, про тайные тропы я все равно ничего не знаю. Вот если только… Ой, да что я говорю! Загубить тебя решила право слово.

— Что? — вскинулся Упрям. — Есть какая-то возможность? Говори!

— Ни под каким видом! — заявила птичка. — Наум с меня голову снимет.

— А я тебя… — Нет, слово «разобью» он и в голову не пустил. — А я за тебя Науму слова не скажу! Говори!

— Ой, какой ты жестокий!.. Ну, слушай. Все равно так себе способ. Дурацкий, честно сказать.

— Да не тяни, гибнут ведь люди!

— А что поделать? — осердилась птичка. — Ты все равно не успеешь их спасти, даже с пером… — Она осеклась, сообразив, что уже проболталась.

— С каким пером? — ухватился Упрям. — Ты… про перо сокола Востока? И как же с его помощью можно спасти людей?

— Никак! Слишком поздно. Но, если уж речь зашла… в общем, Пикуля помянул, что ты забыл снять с котла заклинание полета. То есть он у тебя наготове стоит, клади перо и лети. А перо Востока огромную силу имеет! Только ты меня, глупую, не слушай, это я так болтаю, хоть резная, а все же птица, вот о полетах и… Упрям, куда ты?

Ученик чародея слушать, как прошено, не стал. На бегу крикнул в ответ что-то благодарственное и в три прыжка оказался в чаровальне. Цепляя к поясу ножны с разорви-клинком, подумал: эх, ласовичей бы предупредить, да некогда. Ладно, до рассвета, поди, управлюсь…

* * *

Возможно, остановись он на миг и обдумай слова птички, полета бы не было. Ведь можно догадаться, что летать — это не масло пахтать, тут сноровка нужна. Целая наука! А может, и вообще испугался бы, хотя не в обычае у него то было. И тогда не нажил бы он так рано седой пряди в волосах…

Дождь по-прежнему лил, и котел мигом стал наполняться водой, его потянуло к земле. Упрям, занятый тем, чтобы устроиться поудобнее, заметил это, только когда снес вертушку чьего-то забора. От неожиданности каркнув по-вороньему, он поднял котел повыше и свернул вправо, избегая встречи с коньком крыши. Ветер хлестнул по лицу, глаза залепило мокрыми волосами. Вслепую поднявшись еще локтей на тридцать для верности, Упрям загладил волосы назад и осмотрелся.