Добряк Уильям потянулся к коробку спичек на столешнице.

— Павлов мочится сидя, — сказал он и метнул на меня взгляд, чтобы проследить за реакцией. — Даже подстилает газету на сиденье. В собственном-то доме.

— Да ну? — опешила я, тогда как Добряк кивнул с самым серьезным видом. — Правда?

— Судя по тому, как твой братец, Циско, устраивает там гнездышко, у него самого большие проблемы с членом.

— О, — протянула я, делая уступку в споре, только чтобы сообразить, о чем идет речь. — Боже ты мой, значит, Картье поставил веб-камеры в туалете?

— А также в ванной, но линза была совсем запотевшей, когда Роуз показывала мне картинку.

— Вот черт. Этого и следовало ожидать!

— Я ничего не видел, — Вилли выдвинул из-за стола еще один стул и осторожно уселся напротив, смахнув прежде двух бабочек с сиденья. — Но я убедил Роуз, что тебе тоже стоит взглянуть. В общем, вчера мы это обсудили. У меня даже нос облез, пока я загорал в больничном саду.

— Я тебя видела, — подтвердила я.

— Конечно, видела, — обезоруживающе ответил Добряк, снимая крышку с маленького серебряного ларчика. Я смотрела, как Вилли отрывает пять листочков от мотка сигаретной бумаги, гадая, не ждет ли он гостей. Может быть, именно это соображение заставило меня возобновить разговор. — Фрэнк Картье дал слово, что об этих двух помещениях речь не идет вообще. И, поверишь ли, при этом он смотрел прямо мне в глаза?

— Еще бы, — кивнул Добряк, проведя языком по липкой полоске на бумажке. — Для Фрэнка ваше неведение — настоящий подарок, как раз оно и делает вас троих ценным приобретением. Ему-то известно, что сетевые маньяки заплатят по полной программе лишь в том случае, если вы не подозреваете о наблюдении. Причем каждый надеется не пропустить самую кассовую сцену.

— Они что, фанаты компьютерных игр? — спросила я. — Только не говори, будто Мисти — наш основной аттракцион.

Добряк Уильям, казалось, был озадачен. Он вынул сигарету из-за уха, ногтем распорол ее вдоль и высыпал табак на уже готовый бумажный желобок. Все это он проделывал, одновременно объясняя, что имел в виду под «кассовой сценой».

— В каждом хорошем фильме, — растолковывал Вилли, — есть некий момент, который привлекает людей в кинотеатр, верно? Ключевая сцена или кадр, посмотреть на которые являются зрители. Тот эпизод, о котором потом все говорят.

— Например, сцена на платформе в «Короткой встрече»?[19]

— Это дамская лента, мелодрама. Вспомни еще что-нибудь.

— Хорошо. Что, например?

— Видела когда-нибудь «День независимости»?

— Вот уж точно не женское кино, Вилли. Оно же про пришельцев, которые разносят лазерами Белый Дом. Фильм для детей и подростков.

— Но ты ведь выложила денежки, чтобы увидеть его?

— По-моему, я брала видеокассету напрокат, — осторожно сказала я.

— И ты помнишь тот момент, когда Белый Дом взлетел на воздух?

— Конечно. Об этой сцене нам все уши прожужжали.

— Вот тебе и кассовая сцена. — Добряк Уильям достал из ларчика приличный комок гашиша. — А как насчет «Титаника»? — спросил он затем.

— Признаться, его я так и не посмотрела, но, кажется, могу подробно изложить тот эпизод, когда потонул корабль. Столько народу мне его пересказывало.

— Отлично, вот тебе еще один пример. — Отодвинув стул, Вилли потянулся за зажигалкой на разделочном столике. Для этого ему пришлось чуть-чуть отъехать от стола, а затем еще немного, чтобы освободить место для ног. Подмигнув мне, он расселся, скрестив увесистые икры. — Шарон Стоун в «Основном инстинкте», — сказал он, — вот уж точно кассовая сцена, правда?

— Я поняла, куда ты клонишь, — сказала я и мысленно вернулась к нашей ситуации. Сколько же раз я устраивалась на диване поудобнее, будучи в юбке? — Но почему люди просто не смотрят порно ради подобных кадров?

— В упомянутом тобой жанре тоже имеются свои кассовые сцены, — сказал Вилли и, похоже, выключился из беседы, чтобы забить косяк. Допытываться, что именно он имеет в виду, я не стала. Стоило мне задуматься, о каких сценах речь, и я тут же обмякла, а щеки запылали, как гашиш в пламени спички.

— По крайней мере, в похабных лентах действие гарантировано, — сказала я, мечтая уйти от этой темы.

— Ну конечно, — согласился Добряк. — Но весь прикол не в ней самой, а в ее вероятности. Люди заходят на сайт и уже не могут оторваться от экрана: все может начаться в любую минуту. — Он уложил косяк на ладонь и второй ладонью свернул его, словно маленький букет. Никогда в жизни еще не видела, чтобы кто-то скручивал косяк подобным образом. — Люди ошиваются на вашем сайте, потому что там нет ни сценария, ни цензуры, а в результате Картье дерет с них бабки. У него поминутный тариф, если верить Роуз.

— Не спросив у нас разрешения, — вознегодовала я, — не поставив в известность!

— Что и делает вас уникальным товаром. — Добряк Уильям чиркнул зажигалкой, сделал единственную затяжку и сипло заговорил: — Возьми шоу про пауков в коробочке, которое шло недавно по «ящику». Можно запихать сколько хочешь экстравертов в один дом и потом манипулировать этой смесью, подогревая зрительский интерес, увеличивая вероятность скандалов и секса, но основная мысль проста: эти люди знают, что за ними наблюдают. Каждое их движение, каждое сказанное ими слово — работа на публику. Тогда как на вашем сайте, Циско, они видят все — в том числе и то, как ты сама, твой бойфренд и брат-зануда переходите из одной зоны в другую. Выходя из кадра, ваша троица перестает быть настороже, и вот тогда-то начинается настоящее шоу. Такие вот дела.

— Бесцеремонное вторжение в частную жизнь, — вот как это называется, — пробормотала я, заключив, что косяк предназначен исключительно для него самого. Затем я выставила на стол локти и прижала ладони к вискам. — Я чувствую себя обманутой, Добряк. Я просто в ярости.

— Частная жизнь каждого из нас бесценна, — с ноткой сожаления сказал Вилли. — Похоже, в последнее время люди совсем выпустили это из виду.

— И что же мне теперь делать?

— Возвращайся в свою банку, к прочим рыбкам, — был ответ. Глаза Добряка розовели по мере уменьшения окурка. — Только никого не суди по поступкам, не предназначенным для чужих глаз. Своего бойфренда в частности.

Мне вспомнилась фраза, однажды произнесенная Слимом, и я повторила ее:

— Какими были бы отношения любящих без маленьких секретов, а?

— Вот именно.

— Значит, я должна просто забыть о том, что видела? Стереть запись, так сказать?