работах в качестве «культурного феминиста», Спретнак исследовала допатриархальные мифы и ритуалы греческой античности и их связь с современным феминистским движением. Она опубликовала свои изыскания в научном трактате «Забытые богини ранней Греции». Эта замечательная книга наряду с серьезными обсуждениями содержит прекрасные поэтические истолкования доэллинских мифов о богинях, которые Спретнак аккуратно воссоздала в оригинале, используя различные источники.

В научной части Спретнак очень убедительно доказывает, неоднократно ссылаясь на литературу по археологии и антропологии, что в патриархальной религии нет ничего «естественного». В масштабе всей эволюции человеческой культуры это достаточно недавнее изобретение, которому предшествовали более двадцати тысячелетий религий богинь в матриархальных культурах. Спретнак показывает, как классические греческие мифы, в том виде, как они записаны Гесиодом и Гомером в VII веке до н. э., отражают борьбу между ранней матриархальной культурой и новой патриархальной религией и социальным порядком и как доэллинская мифология богинь искажается и кооптируется в новую систему. Она также замечает, что различные богини, которым поклонялись в разных частях Греции, являются лишь производными от Великой Богини, верховного божества, обожествляемого в течение тысячелетий в разных концах света.

При встрече с Шарлей Спретнак в начале 1979 года я был поражен ясностью ее мышления и силой ее аргументов. В это время я только что начал работу над «Поворотным пунктом», она занималась составлением антологии «Политика женской духовности», которая позже стала классикой феминизма. Мы оба увидели большое сходство в своих подходах и с большим энтузиазмом находили взаимное подтверждение и воодушевление в работах друг друга. С годами мы с Шарлей стали близкими друзьями, совместно издали книгу и работали вместе над некоторыми другими проектами. Испытывая радости и разочарования писательского труда, мы поддерживали и помогали друг другу.

Когда Спретнак описала мне опыт женской духовности, я понял, что он основан на том, к чему я пришел через глубокое экологическое сознание, – на интуитивном осознании единства всей жизни, взаимосвязи всех ее многочисленных проявлений и ее циклов перемен и трансформаций. Действительно, Спретнак видит в женской духовности связующее звено между феминизмом и экологией. Для того чтобы описать слияние двух движений и более подчеркнуть применение феминистского сознания в новой экологической парадигме, она использует термин «экофеминизм».

Спретнак приняла вызов, брошенный Адриен Рич, и довольно подробно исследовала «духовное и политическое» значение способности женщины «думать телом». В «Политике женской духовности» она говорит об опыте, свойственном женской сексуальности, беременности, деторождению и материнству, как о некой «телесной метафоре», взаимосвязанности всей жизни и вовлеченности всего существующего в циклические процессы природы. Она также рассматривает патриархальные перцепции и интерпретации различий между полами и ссылается на недавнее исследование реальных психологических различий между мужчинами и женщинами. Например, существует явное преобладание контекстуальной перцепции и синтезирующих способностей у женщин и аналитических возможностей – у мужчин. Самый важный вывод, который я сделал из своих многочисленных дискуссий с Шарлей Спретнак, заключается в следующем: следует признать женское мышление проявлением целостного мышления, а женское знание эмпирики – важнейшим источником формирования экологической парадигмы.

ХЕЙЗЛ ХЕНДЕРСОН

Когда в 1977 году я посетил Фрица Шумахера, я еще не подозревал о всей глубине и далеко идущих перспективах феминизма. Тем не менее я чувствовал, что мое принципиальное несогласие с подходом Шумахера – я имею в виду его веру в фундаментальные иерархические уровни природных явлений – было каким-то образом связано с его неявным приятием патриархального порядка. В последующие месяцы я продолжал поиски эксперта в области экономики. Я стал уточнять качества, которыми должен обладать нужный мне человек. Я хотел, чтобы он, подобно Шумахеру, мог бы отбросить академический жаргон, выявить основные заблуждения в современном экономическом мышлении и выработать альтернативы, основанные на четких экологических принципах. Кроме того, я чувствовал, что этот некто должен понимать феминистскую перспективу и уметь применить ее при анализе экономических, технологических и политических проблем. Естественно, такой радикальный экономист-эколог мог быть женщиной. Я слабо надеялся на то, что когда-нибудь найду такого «эксперта моей мечты», но, привыкнув верить своей интуиции и «потоку Дао», я не стал организовывать систематический поиск, я просто держал глаза и уши открытыми. И, конечно же, чудо произошло.

Во время поздней осени того года, когда я разъезжал с лекциями по стране и мои мысли были заняты изучением сдвига парадигмы в медицине и психологии, до меня стали доходить слухи о футурологе-самоучке, экологе и экономисте-иконоборце по имени Хейзл Хендерсон. Эта замечательная женщина, жившая в то время в Принстоне, бросила вызов экономистам, политиками и общественным лидерам своей основательной радикальной критикой их фундаментальных принципов и ценностей. «Вы должны встретиться с Хейзл Хендерсон, – говорили мне не раз, – у вас обоих много общего». Это звучало слишком хорошо, чтобы быть истиной, и я решил побольше узнать об этой женщине, как только у меня появится время, чтобы снова сосредоточиться на предмете экономики.

Весной 1978 года я купил книгу Хендерсон «Создавая альтернативные модели будущего», которая представляла собой сборник недавно опубликованных статей. Как только я сел пролистать книгу, я сразу же почувствовал, что нашел человека, которого искал. Книга содержала взволнованное предисловие, написанное Э-Ф. Шумахером, которого, как я узнал позже, Хендерсон хорошо знала и считала своим учителем. Ее вступительная глава не оставляла сомнений по поводу схожести нашего мышления. Хендерсон утверждала, что «ньютоно-картезианская парадигма обанкротилась» и что наши экономические, политические и технологические проблемы вытекают в конечном счете из «неадекватности ньютоно-картезианского мировоззрения» и стиля наших общественных организаций, «ориентированного на мужчин». Я не мог даже и мечтать о большем совпадении этих мыслей с моими взглядами, но, продолжая чтение, я был поражен еще сильнее. В своей вступительной статье Хендерсон предполагала, что многочисленные парадоксы, показывающие ограниченность современных экономических концепций, играют ту же самую роль, что и парадоксы в квантовой физике, обнаруженные Гейзенбергом. При этом она даже ссылалась на мою работу в данной области. Естественно, я воспринял это как чудесное предзнаменование и решил сразу же написать Хейзл Хендерсон и просить ее стать мои экспертом в области экономики.

В другой главе я нашел красивое обобщение тех интуитивных размышлений, которые привели меня к систематическому изучению сдвига парадигмы в различных областях. Говоря о сегодняшнем комплексе кризисов, Хендерсон утверждает: «Называем ли мы эти кризисы «энергетическими», «экологическими», «урбанистическими» или «популистскими», мы должны признать, что корень их лежит в одном базовом кризисе неадекватного, узкого восприятия реальности». Именно этот отрывок воодушевил меня тремя годами позже на то, чтобы заявить в предисловии к «Поворотному пункту» следующее: «Базовый тезис этой книги заключается в том, что основные проблемы нашего времени являются разными гранями