4 сентября 1876 г. в письме к своему министру иностранных дел Дерби Дизраэли изложил свои взгляды на дальнейшее развитие восточного кризиса. Он выразил сомнение в возможности скорого соглашения и полагал, что дело затянется до весны, когда «Россия и Австрия начнут продвигать свои армии на Балканы», и за этим последует «решение восточного вопроса». «А если это так, — продолжал Дизраэли, — то благоразумно, чтобы мы взяли руководство в свои руки». Дизраэли наметил «раздел балканской добычи между Россией и Австрией при дружеских услугах Англии». Наиболее интересной была заключительная часть его плана. «Константинополь с соответствующим районом должен быть нейтрализован и превращен в свободный порт под защитой и опекой Англии по примеру Ионических островов». Это был план фактического раздела Турции, мало напоминающий распространенную легенду, будто бы Дизраэли был последовательным охранителем ее целостности. «Нет разницы между нашим планом и разделом»{111} Турции, пояснил он в письме к Дерби 23 сентября 1876 г. Дизраэли стремился к одному — к установлению господства Англии на Востоке. Он обдумывал вопрос о приобретении военной базы в Черном море.

Для публики же Дерби выдвинул следующую программу мирного урегулирования: мир с Сербией на основе status quo, местная автономия для Боснии, Герцеговины и Болгарии.

15 октября 1876 г. в Ялту прибыл английский посол в России лорд Август Лофтус, через два дня он был принят в Орианде князем Горчаковым. А 21 октября в Ливадии состоялась откровенная беседа Александра II с лордом Лофтусом. Царь выразил сожаление, что в Англии питают застарелую подозрительность по отношению к русской политике и постоянный страх перед приписываемыми России наступательными и завоевательными замыслами. Сколько раз он торжественно уже заявлял, что не хочет завоеваний, что не стремится к увеличению своих владений, что не имеет ни малейшего желания или намерения овладеть Константинополем. Все, что говорилось или писалась о видах Петра Великого или помыслах Екатерины II, — иллюзии и призраки, никогда не существовавшие в действительности, и сам он, император, считал бы приобретение Константинополя несчастьем для России.

Александр II «торжественно и серьезно» дал «священное честное слово», что не имеет намерения приобрести Константинополь, и прибавил, что если обстоятельства вынудят его занять часть Болгарии, то только на время, пока не будут обеспечены мир и безопасность христианского населения.

Упомянув о предложении занять Боснию австрийскими войсками, а Болгарию — русскими, и одновременно произвести морскую демонстрацию перед Константинополем, в которой преобладающая роль досталась бы на долю английского флота, царь указал на это, как на лучшее доказательство того, что он далек от намерения занять Константинополь. Ему непонятно, почему коль скоро две страны преследуют общую цель, а именно поддержание мира и улучшение участи христиан, коль скоро сам он дал несомненные доказательства того, что он не хочет ни завоеваний, ни земельного приращения, — почему бы не состояться между Англией и Россией соглашению, основанному на политике мира, одинаково выгодной их обоюдным интересам и вообще интересам всей Европы. «России приписывают намерение, — сказал Александр II, —- покорить в будущем Индию и завладеть Константинополем. Есть ли что нелепее этих предложений? Первое из них — совершенно неосуществимо, а что касается до второго, то я снова подтверждаю самым торжественным образом, что не имею ни этого желания, ни намерения»{112}.

26 октября Александр II с семьей выехал из Ливадии и 28 прибыл в Москву. В этот день на банкете лондонского лорда-мэра граф Дизраэли произнес вызывающую речь, в которой упомянул об усилиях Англии поддержать мир в Европе, и выразил мнение, что твердым основанием этого мира должно служить уважение к договорам и соблюдение независимости и территориальной целостности Турции. Последнее начало было бы нарушено, если бы допущено было занятие турецких областей войсками какой-либо иностранной державы. Дизраэли подчеркнул, что мир составляет сущность политики Англии, но если Англия хочет мира, то ни одна держава лучше ее не приготовлена к войне, и если Англия решится на войну, то только за правое дело, и, конечно, не прекратит ее, пока право не восторжествует.

В конце сентября — начале октября 1876 г. в России началась частичная мобилизация. Численность русской армии, составлявшая по штатам мирного времени 272 тыс. человек, возросла до 546 тыс. человек.

3 (15) января 1877 г. в Будапеште была подписана секретная конвенция, которая обеспечивала России нейтралитет Австро-Венгрии в войне против Турции. В обмен Австро-Венгрии предоставлялось право оккупировать своими войсками Боснию и Герцеговину. При этом Австро-Венгрия обязывалась не распространять военных операций на Румынию, Сербию, Болгарию и Черногорию, а Россия — на Боснию, Герцеговину, Сербию и Черногорию. Австро-Венгрия давала, впрочем, согласие на участие Сербии и Черногории в войне на стороне России.

18 марта 1877 г. была подписана дополнительная конвенция, но датирована она была 15 января — днем подписания первой конвенции, и предусматривала ожидаемые результаты предстоящей войны. Территориальные приобретения в Европе ограничивались: для Австро-Венгрии — Боснией и Герцеговиной, исключая Ново-Базарский санджак, то есть территорию, отделяющую Сербию от Черногории, о которой должно было последовать особое соглашение; для России — возвращением Юго-Западной Бессарабии. Таким образом, Россия уступила в вопросе о Боснии и Герцеговине.

Этот договор, заключенный в Будапеште между Россией и Австро-Венгрией, можно рассматривать как договор о разделе Турции.

В договоре подтверждались условия Рейхштадского договора о недопущении создания большого славянского государства на Балканах. Болгария, Албания и «оставшаяся часть Румелии могли бы стать независимыми государствами». Подтверждалось Рейхштадское соглашение о судьбах Фессалии, Эпира и Крита, равно как и Константинополя. О нем снова было постановлено, что он «мог бы стать вольным городом».

Обе конвенции — основная и дополнительная — были подписаны Андраши и русским послом в Вене Новиковым. Теперь Россия могла воевать, но результаты ее возможной победы были заранее урезаны до минимума. За нейтралитет Австро-Венгрии Россия дорого ей заплатила.

В специальных соглашениях было сказано, что ввиду необходимости для русских военных целей временного заграждения Дуная, Австро-Венгрия не будет протестовать против ограничения судоходства по этой реке, Россия же обязуется восстановить по ней свободу плавания, как только это окажется возможным. Русские военные лазареты могут устраиваться, с соблюдением постановлений Женевской конвенции, вдоль австро-венгерских железных дорог, прилегающих к границам России и Румынии, а русские больные и раненые солдаты и офицеры будут приниматься в военные и гражданские госпитали в Галиции и Буковине по тарифу, установленному для чинов австро-венгерской армии.

Обе стороны обязались не распространять своих военных операций: австрийский император — на Румынию, Сербию, Болгарию и Черногорию, а русский император — на Боснию, Герцеговину, Сербию и Черногорию. Оба славянских княжества и территория между ними должны были служить нейтральной полосой, недоступной для армий обеих империй и которая должна была предотвратить непосредственное соприкосновение между их войсками.