Почему делегаты конгресса проголосовали в конце практически единогласно за правила, лишавшие их независимости, несмотря на все сомнения и возражения? Отчасти они сделали это из восхищения большевиками, которые, по их мнению, совершили первую успешную революцию в истории и потому должны были знать лучше остальных, как и что делать. Но высказывается и иная точка зрения: только поверхностно знакомые с теорией и практикой большевизма, члены Коминтерна не представляли себе, какие практические последствия могли иметь подобные требования57.

* * *

Ко времени закрытия Второго конгресса Коминтерна падение Варшавы и установление там советской республики казались делом решенным. Польская армия отступала со скоростью 15 км в день; в ней царили хаос, уныние, не хватало предметов первой необходимости. Численно она также уступала противнику: по оценкам Пилсудского, у Красной Армии под ружьем было в Польше от 200 000 до 220 000 человек, в то время как силы поляков не превосходили 120 00058[105]. Однако у обороняющейся стороны имелось географическое преимущество: наступающая Красная Армия оказалась вынуждена разделиться надвое, двигаясь к северу от припятских болот и к югу от них, польские же военные силы действовали как единое целое59.

Военные круги Германии ликовали, предвкушая неминуемое поражение Польши: как и Ленин, они верили, что это снимет с них проклятие Версальского договора. Веймарское правительство, объявившее о нейтралитете в польско-советской войне, ответило 25 июля отказом на просьбу Франции позволить провезти в Польшу через территорию Германии военное снаряжение и боеприпасы. Чехословакия и Австрия следовали примеру Берлина, так что Польша оказалась практически отрезана от своих западных союзников.

28 июля Красная Армия взяла Белосток, первый польский город к западу от линии Керзона. Два дня спустя Польревком специальным воззванием доводил до сведения населения, что занимается «закладыванием фундамента будущей Польской советской республики» и с этой целью «низлагает предыдущее дворянско-буржуазное правительство». Все фабрики, земли (за исключением крестьянских наделов) и леса объявлялись государственной собственностью60. Ревкомы и советы создавались во всех населенных пунктах, занимаемых Красной Армией. Обращаясь к своим агентам в Польше, Ленин настаивал на «беспощадном разгроме помещиков и кулаков… равно на реальной помощи крестьянам панской землей, панским лесом»61. Ему принадлежит также «прекрасный план» вешать «кулаков, попов, помещиков» и свалить вину на «зеленых»; он даже предлагал выплачивать 100000 рублей за каждого повешенного62. Однако вскоре Ленину пришлось столкнуться с различиями в политической культуре Польши и России, так же как и с трудностью расшевелить примитивные анархистские побуждения в иначе устроенном, более западном окружении. Ни польские рабочие, ни польские крестьяне не откликались с готовностью на призыв убивать и грабить. Даже напротив: перед лицом иностранного нашествия поляки объединились, несмотря на сословное расслоение. К полному изумлению Красной Армии, ей пришлось столкнуться с неприязненным отношением польских рабочих и обороняться от партизанских отрядов.

Силы наступавших были сведены в Юго-Западный фронт под командованием Егорова, туда входили Двенадцатая армия и конница Буденного, и в Западный фронт — в нем под командованием Тухачевского соединялись четыре армии: Третья, Четвертая, Пятнадцатая и Шестнадцатая, усиленные Третьим кавалерийским корпусом генерала Гайка Бжишкяна (Г.Д.Гая), родившегося в Персии армянина, ветерана царской армии. Сталин получил направление в Юго-Западную армию в качестве политкомиссара. (Изначально он был приписан Троцким к буденновской кавалерии63.) Сталин побуждал высшее партийное руководство нацелить основной удар на южный сектор. Его не послушали. 2 августа Политбюро приказало пехотинцам Егорова и конникам Буденного перейти под командование Тухачевского64. Тем не менее, по доселе не выясненным соображениям, С.С.Каменев, протеже Сталина, отложил исполнение этого приказа. Только 11 августа он распорядился временно приостановить операцию по взятию Львова и назначил Тухачевского главнокомандующим как Юго-Западного, так и Западного фронтов. Двенадцатая армия и конница Буденного получили команду идти на Варшаву65. Сталин отказался подчиниться этим инструкциям66. По мнению Троцкого, непослушание Сталина привело в конечном счете к поражению Красной Армии в Польше67.

Терпящие жестокую нужду поляки просили союзников о боеприпасах. Ллойд Джордж, уже довольно сильно углубившийся в торговые переговоры с советскими представителями Красиным и Львом Каменевым, высказал им свое мнение об агрессии России и даже предъявил ультиматум, однако Ленин, справедливо полагавший, что британцы не станут ссориться с ним из-за Польши, счел возможным не обратить на это внимания68. Британский тред-юнионистский Совет действия, находившийся на содержании у советских властей (он получал выручку от продажи тайно ввозимых Каменевым в Англию драгоценностей)69, остановил отправку боеприпасов Варшаве, повторив угрозу начать всеобщую забастовку. Докеры отказывались производить погрузку на корабли, отправлявшиеся в Польшу.

Скудная помощь, которую все-таки получали поляки, приходила из Франции. Некоторое количество боеприпасов переправили через находившийся в то время под британским контролем Данциг, в основном же французское содействие состояло в подготовке кадров и услугах советников. Несколько сот французских офицеров, приехавших ранее в том же году для подготовки польских войск, объединились с военной миссией, которой руководил генерал Максим Вейган, начальник штаба маршала Фердинанда Фоша, главнокомандующего силами союзников во Франции в 1918 г. Вейган намеревался возглавить польские вооруженные силы, но ему в этом отказали. Несмотря на то что и он, и его офицеры считались впоследствии едва ли не главными творцами «чуда на Висле», на самом деле они практически ничего не сделали для победы по той простой причине, что их держали в изоляции и их стратегический план, рассчитанный на занятие оборонительных позиций, отвергли70. Вейган лично отказывался от приписываемой ему победы над Красной Армией: «Это исключительно польская победа, — заявил он после событий. — Предварительные операции проводились в соответствии с польскими планами, разработанными польскими генералами»71. Французскую миссию он характеризовал как «символическую замену материальной помощи, которую союзники не хотели или не могли предоставить»72.

14 августа Троцкий скомандовал, чтобы Красная Армия безотлагательно взяла Варшаву. Через два дня Польревком переместился в село в 50 км от польской столицы, рассчитывая быть в ней через несколько часов. Сам город невозмутимо жил повседневной жизнью: даже когда до столицы стали доноситься звуки артиллерии, варшавские жители спокойно продолжали заниматься своими делами. Английский дипломат докладывал 2 августа, что «невозмутимость местного населения просто невероятна. Можно подумать, что страна не в опасности, а большевики — в тысячах километров отсюда»73. В этот критический момент войны Тухачевский совершил ряд фатальных стратегических ошибок. Вместо того чтобы сконцентрировать силы для удара по Варшаве, он, видимо, считая, что она сдастся на его милость, направил Четвертую армию и кавалерийский корпус к северо-западу от столицы, то есть, по словам Пилсудского, «в пустоту»74. Очевидно, он намеревался нарушить сообщение между Варшавой и Данцигом, чтобы помощь союзников не доходила до осажденного города[106]. Позднее он станет уверять, будто хотел окружить Варшаву, зайдя с севера и запада. Однако документы из недавно открытых российских архивов заставляют думать, что он действовал так по приказанию свыше и операции придавался политический смысл: занять Польский коридор и передать его Германии, соединяя таким образом Восточную Пруссию с остальной немецкой территорией и получая в награду поддержку местных националистических кругов. «Приближение наших войск к границам Восточной Пруссии, отделенной Польским коридором, — говорил Ленин 19 сентября 1920 г., — показало, что вся Германия начинает бурлить. Мы получили информацию, что десятки и сотни тысяч [!] немецких коммунистов переходят наши границы. Прилетели телеграммы [об образовании] немецких коммунистических полков. Приходилось принимать решения помочь не публиковать [эти известия] и продолжать заявлять, что мы ведем войну [с Польшей]»[107].