спал у нее под дверью! Угрюм, обиженно засопев, приподнялся на лапках и ощерил пасть, в которой блеснули мелкие острые зубы. Раздался низкий утробный рык. Круглые бусинки глаз, которые раньше смотрели на Анну почти влюбленно, вдруг налились кровью и…

– Прости! Прости, пожалуйста! – взмолилась Анна, подхватывая угрюмчика на руки и звонко чмокая его в пятачок. – Клянусь, я случайно!

…Угрюмчик удивленно моргнул, словно сам не понял, что только что произошло. Круглые глазки прояснились, и малыш робко ткнулся пятачком Анне в нос, возвращая поцелуй. Ей показалось, что темное пятнышко у него на попе шевельнулось, но, вероятно, это была всего лишь игра света и теней.

– Буду звать тебя Бейб, – улыбнулась Анна. – Покажешь, где тут можно раздобыть неотравленной еды?

Бейб кивнул и, спрыгнув с ее рук, быстро посеменил вглубь коридора. Анна двинулась следом. Ее не удивило, что они спустились по нескольким лестницам. Если она что и знала о древних замках, так это то, что кухни всегда расположены в подвале или на нижнем этаже. Оставалось надеяться, что Бейб понял ее правильно и ведет туда, где она сможет поесть, а не стать чьим-то поздним ужином!

Наконец они оказались в просторной кухне. Скудного света свечи едва ли хватало, чтобы осветить все углы, поэтому Анна больно ударилась бедром о разделочный стол и тихо зашипела. Чуть поодаль стоял большой умывальник с одинокой чашкой на дне, а дальше… пискнув от радости, она рванула к плите и стоящим на ней кастрюлькам. Только бы там оказалось съестное! Приподняв все крышки одну за другой, Анна недоверчиво принюхалась и едва не застонала от разочарования.

Пусто! Все кастрюльки были пусты!

– Что ты делаешь?

Анна вскрикнула от испуга и неловко дернула рукой, смахивая на пол несколько кастрюль. Те с оглушительным звоном попадали на каменный пол, а одна из крышек, подскакивая на стыках каменных плит, покатилась к столу. Беленус ловко остановил ее босой ногой.

– На твоем месте я бы не шастал в Дельхейме ночами. Здесь… бывает небезопасно.

– Да ладно? – бесцеремонно фыркнула Анна, прежде чем успела прикусить свой болтливый язык.

– Честное слово, – едва заметно улыбнулся Беленус.

Его белые волосы, обычно распущенные, были заплетены в свободную косу. Несколько выбившихся прядей обрамляли узкое лицо с острыми скулами. Анна сглотнула и торопливо отвела взгляд, поняв, что Беленус без рубашки. В полутьме она едва ли могла подсчитать точное количество кубиков на его прессе, но отчетливо видела широкие плечи и сильные руки. Раньше она никогда не оставалась наедине с мужчиной.

Тем более полуголым.

– Я хотела раздобыть немного еды. За ужином… – Анна запнулась. – Некоторая еда была отравлена.

– Она вся была отравлена, – пожал плечами Беленус. – У тебя при себе не было безоара?

– Э-э-э, нет, – призналась Анна, делая мысленную пометку «погуглить слово “безоар”». – Жаль, что здесь так темно, иначе бы я…

Анна ахнула, забыв, что хотела сказать. Обнаженная кожа Беленуса вдруг засияла! Она источала ровный и теплый свет, который, казалось, шел отовсюду, даже от кончиков его пальцев и ногтей. Это было… поразительно. Анну вдруг пронзило острое чувство, похожее на дежавю. Ей показалось, что если только она его коснется, то…

– Иначе бы ты… – напомнил Беленус.

– Иначе бы я что-то приготовила.

Анна рассеянно оглянулась. Кухня оказалась больше, чем ей показалось вначале. В центре комнаты стоял массивный деревянный стол – тот самый, о который она ударилась, – а с потолка свисали, поблескивая, разномастные кастрюльки, сковородки, тазы, поварешки… Некоторые травы, пучками развешанные по стенам, были Анне знакомы. Но лучшим открытием стал каравай темного хлеба, оставленный кем-то на одной из полок. Ох каким же аппетитным он выглядел!

Забыв о Беленусе, Анна в два шага преодолела расстояние до хлеба. Схватила каравай, уткнулась носом в душистую хрустящую корочку… М-м-м! Гречишная мука, лесные орешки, солод… Рот Анны наполнился голодной слюной. Выдернув из стоявшей рядом оловянной кружки нож, она отхватила ломоть хлеба и огляделась в поисках… в поисках… масла! Едва не хрюкнув от счастья, Анна зачерпнула кончиком ножа немного мягкого сливочного масла и намазала на хлеб с обеих сторон. Сдернула с крюка сковородку, опустила ее на плиту, поворошила кочергой угли… Шмякнула на подогретую сковороду кусок хлеба и едва не застонала от предвкушения.

Все-таки хорошо, что она выросла с бабушкой в деревне и умела готовить не только на электрической плите. Анна потянулась к пузатой стеклянной банке, из которой торчала ложка, и сыпанула щедрую порцию сахара на тост. На одной из полочек нашлась коробочка со специями, и в сковородку полетели стручок ванили, звездочка бадьяна и коричневая палочка корицы… Анна втянула носом умопомрачительный аромат и внезапно… внезапно поняла, что Беленус стоит прямо у нее за спиной. Его теплая голая грудь почти касалась ее спины, а их изломанные тени на стене выглядели как единое целое.

– Что ты делаешь?

Он наклонился к сковороде, нависнув над ее плечом, и принюхался. Белая прядь упала Анне на щеку и скользнула по шее, будто погладив.

– Просто тост с корицей. – Анна подцепила краешек хлеба ножом и перевернула его, стараясь не обращать внимания на легкую дрожь в руках и голосе. – Один из рецептов моей бабушки. Она не слишком сентиментальна, но всегда готовила мне такие тосты, когда я заболевала. Думаю… это вроде как был ее способ сказать «я люблю тебя» без слов.

Нежность к бабушке затопила Анну. Шкворчание масла и аромат карамелизированного сахара с корицей вдруг напомнили о доме, ноющей болью отозвались в груди… Беленус, не мигая, смотрел на смену эмоций на ее лице. Казалось, его ничуть не смущала ни их близость, ни то, что они оба едва одеты. На нем – только свободные штаны, на ней – хлопковая сорочка с высоким воротом и рукавами, которая хоть и закрывает все тело до колен, но не скрывает его очертаний. Едва ли из этого набора можно было собрать хоть один приличный наряд.

Анна смущенно вытерла мокрые глаза и, обернув ручку сковородки полотенцем, сняла ее с горячей плиты.

– Голоден? – немного неловко спросила она, покосившись на Беленуса. Тот покачал головой и наконец отодвинулся, пропуская ее к столу.

– Я никогда не испытываю голода. Я…

Анна впилась зубами в тост, и остаток его откровения потонул в умопомрачительном хрусте хлебной корочки. Анна едва не забилась в конвульсиях от восторга. Божечки, до чего вкусно! Она снова поднесла горячий тост к лицу, и в тот же момент Беленус, склонившись, откусил кусочек с противоположной стороны. Его губы задели ее пальцы.

– Это как-то… – с нервным смешком начала Анна. Беленус, не дослушав, наклонился и раскрыл рот, намереваясь сделал новый укус, но Анна выставила руку вперед и отстранилась. – Воу-воу, полегче!

Полуголые красавцы полуголыми красавцами, но она не собиралась делиться едой!

Беленус бросил на нее недовольный взгляд и снова потянулся к тосту. Анна отскочила и быстро запихнула его в рот. Ее щеки раздулись, будто у хомяка. Разочарование на лице Беленуса изрядно ее повеселило, однако веселье не продлилось долго.

Пошатнувшись, Беленус схватился за грудь.

Его дыхание стало частым и прерывистым, брови сошлись на переносице.

– Какого… – пробормотал он. – Что ты туда добавила?

Анна испуганно попятилась.

– Говори!

Вспышка света, окружившая Беленуса, едва не ослепила ее. Вскинув руку к лицу, Анна прикрыла глаза ладонью и начала в панике вспоминать все, что бросала в сковородку. Гречишный хлеб, масло, корица… Может, у него аллергия на корицу? Непереносимость лактозы?

Беленус, застонав, опустился на одно колено. Воздух рядом с ним пошел рябью, треснул, и в кухню ворвался Галвин в белом ночном колпаке. Бросившись к Беленусу, он помог ему подняться и взволнованно запричитал:

– Это все девчонка? Что она сделала? Вам больно? Вам…

По лицу Беленуса скользнула слеза. Он поднес дрожащую руку к щеке, провел кончиками пальцев по мокрой коже и уставился на них с таким ужасом, словно из его глаза выполз скорпион.

– Галвин, – потрясенно прошептал он.

– Я немедленно прикажу содрать с нее кожу!

– Галвин! – повысил голос Беленус, схватив верного слугу за костлявое плечо. – Я чувствую… Галвин, я чувствую!

И в кухне воцарилась тишина.

Глава 5

Бутылочка из синего стекла

Ветер дул с такой силой, что распущенные волосы Анны метались из стороны в сторону, будто рваный розовый флаг или клочья клубничной сахарной ваты. До рассвета оставалось несколько минут, но птицы в лесу у холма уже выводили трели, будто пытаясь перещеголять друг друга в мастерстве. Прозрачный воздух был свежим и душистым, полным ночной прохладой до краев.

Бесит. Как же ее все бесит!

Анна раздраженно вытащила прядку волос изо рта и украдкой огляделась по сторонам. Сегодня она все-таки надела черный балахон и внешне