Они прошли по комнате, в которой невозмутимый главный компьютер смотрел свои электронные сны. Компьютер был оставлен в рабочем состоянии, но его клавиатура была заблокирована, чтобы посторонний не мог воспользоваться ею, не зная соответствующего кода. Для толпы компьютер был бесполезной добычей. Но если азербайджанцы не разрушат его, то компьютер будет бесценным после захвата штаба группой деблокировки.

И деблокировочная группа придет. Скоро. Просто она не подойдет вовремя, чтобы спасти защитников штаба. Это подсказывала Нобуру интуиция старого солдата.

Он остановился, затем отступил на несколько шагов и открыл дверь комнаты, где находился компьютер. Машина одиноко мигала в слабо освещенном помещении. Глядя на нее, Нобуру чувствовал себя так, как, должно быть, чувствовал себя один из его предков, прощаясь со своей любимой лошадью. Нобуру управлял волшебными лошадьми новой эры. В последний час не было теплой шерсти, которую можно погладить, не было глаз, вымаливающих любовь, никто не прижимался влажной мордой. Машина просто стонал" а, живя и плавно двигаясь в галактике чисел.

Нобуру, который до сих пор считал, что он ожесточился с годами, удивился своим горьким размышлениям о том, что эта машина была значительно более ценной для его родины, чем ее солдаты. Он сам вместе Со всеми своими многочисленными офицерами ничего не значил по сравнению с могуществом и величием этой машины. Войну теперь делали машины, тогда как люди, участвовавшие в ней, просто бродили без цели в мечтах о прошлой славе.

Нет. Он знал, что даже сейчас это не было правдой. Удобная формула была такой же ложью, как и все в его жизни.

Он закрыл дверь, оставив определять судьбу мигающей машины другим людям. Токио мог бы еще послать электронные команды на самоуничтожение, если бы такое решение было принято. От него ничего не зависело. Он не мог даже в сложившейся ситуации признаться Акиро, что он, командующий на театре военных действий, не имеет полномочий отдать распоряжение об уничтожении главного компьютера.

Они вошли в центр управления. В комнате было удивительно спокойно. Вместо множества штабных офицеров в ней находилась лишь охрана, состоящая из офицера и сержанта, тогда как остальные работники штаба — программисты, технические советники и специалисты по огневой поддержке находились наверху, обеспечивая последнюю редкую линию обороны.

— Радиостанция здесь, — сказал Акиро, показывая дорогу. Нобуру последовал за ним к старой советской радиостанции типа тех, которые можно увидеть в военном музее.

— И что… она работает? — спросил Нобуру.

— Это единственный способ установить связь, — ответил Акиро. — Это старый высокочастотный приемник. Верные нам гарнизоны используют их. Но очень сильные помехи.

Как он смеялся над древней техникой, которой оснащены советские войска. Казалось, что конца не будет этим урокам смирения.

Нет. Это было неверно. Конец будет, и очень скоро.

— Он работает… так же? — спросил Нобуру. Даже будучи лейтенантом, он никогда не работал с такой примитивной техникой.

— Так же. Вы нажимаете здесь и затем говорите в микрофон.

— И никто не отвечал?

— Да, часами.

Нобуру поднял микрофон с отбитыми краями. Он посмотрел на молодого человека, чтобы быть уверенным, что он все сделал правильно.

— Наш позывной — Замок, — добавил Акиро.

Нобуру нажал кнопку передачи.

— Любая станция, которая слышит меня, говорит Замок… Я — Замок. Мы окружены местными повстанцами… и нуждаемся в немедленной поддержке. — Эти старые передатчики не были, конечно, защищены от перехвата. Было невозможно описать то беспокойство, которое он ощущал как профессиональный солдат. То, что противник перехватит сообщение, было столь же вероятно, как и то, что его услышат собственные станции. — …Помните, что весь личный состав штаба честно служил императору… и сражался до последнего вздоха. — Слова застревали у него в горле. Это был последний долг командира перед подчиненными. Но он не мог заставить себя закончить на ноте фальшивого энтузиазма. — Я — Замок. Конец передачи.

Два человека стояли около старой радиостанции в полной тишине. В центре управления была такая тишина, какая бывает в театре после окончания спектакля, когда уже даже уборщицы ушли домой. Каждый по-своему надеялся, что радио оживет, принеся им слова надежды, новости о приближении подкрепления или, по крайней мере, подтверждение, что какая-нибудь удаленная станция знает, что они еще живы. Но эфир молчал.

Нобуру взглянул на молодого человека. Несмотря на следы усталости на лице, Акиро выглядел невероятно юным. Нобуру хотел бы отправить молодого человека назад, в безопасный офис Генерального штаба или в какую-нибудь аудиторию академии. И к молодой жене, которой Акиро пренебрегал, как пренебрегали своими женами все честолюбивые молодые офицеры. Просто он хотел вернуть Акиро в тот мир, где взрослые люди только играли в солдат и вся жизнь была еще впереди.

Нобуру взял молодого человека за руку и немного удивился, что Акиро был совершенно такой же теплый при прикосновении, как и другие люди. Этот маленький штабной тигр.

— Пошли, — сказал он ему. — Нам лучше подняться наверх.

Они вернулись на вертолетную площадку на крыше. Полковник Клоет все еще был там, держа в одной руке окурок сигареты, а в другой — ручной пулемет. Около него с закрытыми глазами лежал оставшийся в живых южноафриканский сержант. Невозможно было определить, то ли этот человек просто отдыхает, то ли крепко спит. Нобуру не мог не восхищаться небрежным отношением жителей Южной Африки к неминуемой смерти. Однако каждая культура смотрит в лицо неизбежному по-своему.

И неизбежное скоро наступит. Огромная скандирующая толпа фактически окружила комплекс главного штаба, хотя основная часть азербайджанцев оставалась вне поля зрения, спрятанная в зданиях, узких переулках, за камнями, стенами и обломками. Можно было видеть только несколько одиноких фигур, спешащих в сумерках. Толпа расположилась как раз под гребнем холма. За ничейной землей выгоревших руин.

Клоет втянул в себя последнюю порцию дыма и щелчком отбросил окурок сигареты за стену. Черты его лица оставались жесткими и четко выделялись в угасающем свете дня.

— Шумное стадо, — сказал он. — Не так ли, генерал?

Нобуру кивнул. Клоет никогда особенно не беспокоился о том, чтобы в полной мере соблюдать военный этикет по отношению к Нобуру, и он не шелохнулся, чтобы подняться или отдать честь. Казалось, что своим отношением он говорил: "Теперь мы все равны, и мы будем равны еще больше до того, как снова взойдет солнце".

— У вас остались патроны? — спросил Нобуру, трогая повязку на голове. Рана зудела.

Клоет усмехнулся.

— Достаточно для того, чтобы разозлить этих педерастов. После этого я могу только разобрать на части этот предмет, — он похлопал по своему оружию, — и швырнуть в них.

Пение прекратилось. Некоторое время несколько нестройных голосов еще звучало, но скоро и они нерешительно замолкли в надвигающейся темноте. Когда завываний толпы не стало слышно, раздался другой шум — шум двигающихся тяжелых машин.