Учитель!

Мысль была — как вспышка; она еще не успела догореть, когда Эжан, распахнув ворот, полез за амулетом. Лиловая капля в ночи… лунная ниточка серебряной цепочки. Позвать его, прямо сейчас. Он ведь не только стабильер, он маг, сильный маг! — куда сильнее, чем многие из тех, кто ходит в длинных плащах с капюшонами и торгует правом заглянуть в магическое зеркало. Учитель умеет видеть сквозь ночь и стены… он найдет ее.

Амулет еще колебался на вытянутой руке, когда Эжан внезапно подхватил его в кулак, подбросив на цепочке. Разговор с магом — о ней, о Лилиан! — возник в памяти отчетливо, до единого слова, до каждого прищура скрытных ореховых глаз. Теперь принц вспомнил даже то, чего не уловил, не заметил тогда, на лестнице, перед провалом в сон. И замер, словно придавленный грузом очевидности: учитель знал.

Знал, что она не придет. Знал почему. Знал — и по доброте душевной посоветовал ученику выспаться; такой своевременный совет действует безотказнее магии.

Знал — и молчал. И сейчас он промолчит… даже если явится на зов.

Эжан разжал пальцы; прохладный кулон с размаху ткнулся в грудь.

Получается, принцессе Лилиан ничего не грозит? Она под его, учителя, защитой? Но почему она тогда… к скрытности мага он давно привык; но как она, Лилиан, могла не сказать, не предупредить?!

Как все сложно…

Он вернулся в глубину беседки и опустился на скамью. На ту самую скамью.

Когда в лунный проем метнулась женская фигура, Эжан на мгновение поверил: она. Мгновение закончилось на вдохе приторно-сладкого запаха, от которого хотелось аталоррской пастилы. Аннелис дес Краунт — всплыло в голове, и было приятным облегчением вспомнить наконец ее имя. Имя вечно смеющейся учительницы танцев, потомственной фрейлины, подружки кавалера Витаса.

Она не смеялась.

— Это зашло слишком далеко, — сказала хрипло, на выдохе. — Но сюда он не посмеет…

Села напротив него; в лунном полумраке поблескивали пряди волос, выбившиеся из прически, в глубоком декольте темного платья тяжело вздымалась и опускалась белая-белая, почти светящаяся грудь.

— Простите, мой принц, — отрывисто бросила Аннелис. — Я не хотела тревожить ваше одиночество.

Она убежала от него, от Витаса, сообразил Эжан. Возможно, он преследует ее… Его рука легла туда, где должна была быть рукоять меча; рукояти не оказалось. Конечно, на нем ведь нету даже сапог… Принц покраснел — и от всей души порадовался, что в темноте это незаметно. Ничего. Если этот мерзавец кавалер Витас только попробует… додумывать шаткую мысль Эжан не стал.

Аннелис уже дышала ровнее. Она подняла руки к прическе, подкалывая растрепавшиеся пряди… лучше бы распустила волосы, как тогда… Принц прикусил губу: какие глупости лезут я голову. Вот что: надо проводить девицу дес Краунт во дворец. Да, но как сделать, чтобы она не заметила его босых ног?.

— Вы любите гулять ночью в парке? — заговорила она. — Я тоже люблю. Тишина, сверчки, шелест листьев, плеск воды в пруду… Но одинокая женщина рискует стать жертвой какого-нибудь…

Жертвой? — удивился Эжан. А ему показалось, что… впрочем, нельзя судить о человеческих взаимоотношениях по мимолетному взгляду из-за дерева. Что бы там ни было когда-то раньше — полчаса назад? — между Аннелис и сыном Литовта, сейчас они — враги. А значит…

Идея пришла неожиданно, как наступает летняя ночь. Идея была низкой, недостойной — но в то же время подкупающе расчетливой и целесообразной. Пустозвон Витас разболтал Аннелис все о заговоре; он, Эжан, слышал едва ли двадцатую часть их разговора. А ведь ему исключительно важно знать как можно больше… Надо незаметно, будто бы между делом, как следует расспросить ее. Она расскажет.

— При дворе немало мерзавцев. — Собственный голос показался ему приторным и фальшивым. — Порой опасности подвергается не только женщина в ночном парке, но и завтрашний король — в собственных покоях. Помните, в «Ордене Ильмийской розы» монахи… вы читали этот роман?

— Читала, — улыбнулась Аннелис.

И сразу стала простой и близкой, как тогда, после танцев, с распущенными волосами и шпильками во рту. Эжана охватил жгучий, нестерпимый стыд: как можно что-то выспрашивать у нее хитростью и обманом…

Что ж. Не напрасно же он изучал высокую дипломатию.

— Помните прекрасную Изелину, которая разоблачила их заговор? Я уверен, что и в Великой Сталле женщина… прекрасная женщина, узнав о чем-то подобном, спасла бы своего короля… будущего… — Он совсем смешался.

— Не сомневайтесь, мой принц, — сказала Аннелис тихо и серьезно.

Она встала и, сделав несколько шагов вперед, положила руки на его плечи. Медленно, очень медленно ее пальцы соскользнули ему на грудь, туда, где за распахнутым воротом рубахи мерцал магический амулет. Тряхнула головой, и волосы знакомой душной лавиной упали в лицо. От смешанного запаха женщины и ее духов Эжан задыхался, пьянел, переставал осознавать, где он и ради чего…

— Мой принц, — прошептала она жарко, у самого его лица. Губы у нее были влажные, мягкие…

Что-то другое. Нужно делать, помнить, чувствовать что-то совсем другое!

…и почему-то соленые на вкус.

Замок спящей красавицы. Лагерь

Он по-прежнему сидел на траве у самой границы купола оптической невидимости, положив руки на колени, а подбородок — на сплетенные пальцы, и было почти хорошо. Во всяком случае, тихо и безмятежно. Ни одной лишней мысли — только небо и низкий охристый горизонт. Жара и стрекот кузнечиков.

Услышав за спиной шаги, Александр Нортон не обернулся. За спиной все время ходили — лагерь не такой уж большой. Но приставать к нему, бывшему командиру, с разговорами и расспросами, к счастью, уже разучились: все, даже Стен. Впрочем, кажется, теперь им есть чем заняться, о чем спорить и чего ждать.

Сон. Один общий СОН на всех. Смелая, не доказанная пока гипотеза контактолога Ляо Шюна, доводами «за» и «против» которой гудит сейчас весь лагерь. СОН, успешно заменяющий жизнь — столетнее растительное существование корнями в землю. Наверное, красивый, цветной, счастливый сон… Красивая, цветная, счастливая жизнь.

А потом кто-то, уверенный, что ему лучше знать, врывается в эту жизнь, грубо трясет за плечо, пропускает сквозь виски электрический разряд: просыпайся! Взгляни, что ты такое на самом деле. Пойми, осознай: все, что было в твоей жизни до сих пор — детство, мама, юность, друзья, любовь, мечты, будущее, — всего лишь сон, патологический СОН! А теперь ты проСНУлся — подопытное растение с оборванными корнями. И циничный экспериментатор по фамилии Нортон еще и поинтересуется: «Что тебе снилось?.. Немного не по себе, правда?!.»

Конечно, тот мальчик не мог понять слов. Конечно, он умер не только от нервного потрясения — не в его возрасте… «условном возрасте», как они отмечали в описи в первые экспедиционные дни. Конечно, можно не мучиться догадками, а просто взять у Стена результаты экспертизы тела… но зачем?