Итак, снявшись с лагеря у Азова, взяв с собою множество верблюдов для перевозки припасов и воды, [турецкое войско] по случаю крайне неровных, дурных дорог, больших гор и лесов, чрез которые оно должно было проходить, разделилось на много отрядов; и они часто терпели великие бедствия и несчастья, что более всего досаждало знатным туркам, желавшим лучше смерти; и так несчетное множество да много тысяч погибло от тягот и лишений, но татары, привыкшие к лишениям и не нуждавшиеся в жизненных припасах, пока у каждого из них было по две или по три лошади, которых они обыкновенно берут с собой, вовсе не терпели нужды и почти все остались в живых; и это были воины, которые не походили на тех, что служили московитам, так что чем далее подвигалось турецкое войско, тем более бедствий должно было переносить, пока наконец оно не дошло до прекрасных местностей, где сохранилось еще много развалин, и, по-видимому, здесь некогда было много прекрасных городов, о чем черемисы рассказывают, что Александр Великий здесь некогда приготовлялся к войне, воевал и разбивал лагерь; в то время там в честь его еще совершали некоторые церемонии; и рассказывают также, что какой-то Теми-райсах (Tomiracsach) вел там великие войны и вконец разорил всю страну и разрушил все прекрасные города, ибо, судя по развалинам, состоящим из отличных камней, эти города были, вероятно, богаты и великолепны. Полагают, что Темирайсахом звали Тамерлана[26]; там еще находят камни, на которых с большим искусством вырезаны греческие и еврейские буквы.

В этой стране [турецкое войско] остановилось почти на две недели для отдыха, недосчитывая в своем лагере добрых десять тысяч человек, умерших от скорбей и лишений; и разделившись на несколько отрядов, войско пошло на Астрахань, но долго блуждало, ибо у него часто были плохие проводники.

Зная обо всех обстоятельствах от татар, находившихся или в турецком лагере, или на близлежащих горах, московиты были на страже и не дремали и ближайшею дорогою отправили прямо на Азов войско в десять тысяч отважных воинов, чтобы внезапно напасть на город, сжечь его дотла и умертвить всех, кого только застигнут, а сверх того, на Тереке, Тюмени (Terech-Tumen) и во всех других местах, где, по-видимому, намеревался пройти неприятель, устроили засады для нападения на проходящие войска из лесу и с гор, так как все дороги, где, по-видимому, намеревались пройти турки, были в точности известны от многочисленных татарских лазутчиков, всячески способствовавших московитам; словом, все были истреблены, одни здесь, другие там, после четырех месяцев похода, исполненного великих бедствий и несчастий.

Меж тем отряд, не составлявший и половины московского войска, подошел к Азову, внезапно осадил его и тотчас устремился на турецкие галеры, большую часть которых сжег, потопил и, ворвавшись в город, поджег его; так как в то время в Азове находился значительный запас пороха, то несчетное множество домов и людей взлетело на воздух, и оставшиеся в живых были умерщвлены; сверх того, невероятно много людей как из самого Азова, так и окрестных мест потонуло в реке Доне, и многих, большей частью женщин и детей, взяли в плен и увели вместе с верблюдами, лошадьми и прочим скотом, а также, узнав, что многие последовали за главным турецким войском, устремились за ними, окружили их, как и тех, которые находились в засаде, и всех их истребили; так из трехсот тысяч татар, по большей части конных, не осталось ни одного человека, также почти все турки, кроме пяти тысяч человек, по большей части начальников и знатных, успевших вовремя убежать к Азову, где они были перебиты оставшимися в живых жителями, так что в Константинополь не вернулось и двух тысяч турок; сверх того, разорили Азов и все близлежащие места и сожгли около 200 галер; такова была судьба этого войска, и с тех пор турки никогда не решались выступить в поход против Астрахани и только изредка подстрекали крымских татар нападать на Россию (Ruslant), чтобы грабить и уводить людей, когда к тому представлялась возможность; но московиты так с этим свыклись, что даже мало справлялись о том. Одним словом, Московиту шло счастье со всех сторон, так что он стал могущественным и внушал сильный страх по причине великой своей жестокости.

О всех войнах, веденных великим князем со Стефаном Баторием, королем польским, которые сделали его весьма боязливым, было бы бесполезно рассказывать, так как они весьма обстоятельно описаны Рейнгольдом Гейденштейном[27], секретарем польского короля; также [было бы бесполезно] говорить об уступке Ливонии при заключении мира в королевском лагере у города Пскова 15 января 1582 г.

Затем мы перейдем к рассказу, который мы намерены были изложить, и укажем на главную причину нынешних войн.

Иван Васильевич, великий князь и царь московитов, женился в седьмой раз, взяв жену из рода Нагих, по имени Марфа (Marva), или на нашем языке Марта [Martha]; от этой жены родился у него сын по имени Димитрий, и это была его последняя законная жена и ребенок, и детей он больше не имел, хотя было у него много наложниц. И оставил ли он незаконных детей, неизвестно, всего вероятнее, что не оставил, ибо, поспав с какой-нибудь девушкой – а он ежедневно приказывал приводить девиц из разных мест и его приказание исполняли, – он тотчас передавал ее сроим опричникам и сводникам (capteynen en roffianen), которые портили ее дальше, так что у нее дети уже не могли родиться.

После того как в 1581 г. Иван умертвил или потерял своего сына, о чем мы сообщили выше, когда говорили о рождении его детей, он стал предаваться жестокостям еще больше, чем прежде, и его тирания была столь ужасна, что никому из людей еще не довелось слышать; говорят, он впал в отчаяние после смерти сына своего Ивана, так что, казалось, им руководили сами фурии. Когда он одевал красное – он проливал кровь, черное – тогда бедствие и горе преследовали всех: бросали в воду, душили и грабили людей; а когда он был в белом – повсюду веселились, но не так, как подобает честным христианам.

Говорят, что царь вознамерился опустошить всю страну и истребить свой народ, так как знал, что ему осталось недолго жить, и полагал, что все будут радоваться его смерти, хотя ни на ком не мог этого заметить; однако он умер ранее, чем предполагал; день ото дня становясь все слабее и слабее, он впал в тяжкую болезнь, хотя опасности еще не было заметно; и говорят, один из вельмож, Богдан Бельский [Bogdaen Belsci], бывший у него в милости, подал ему прописанное доктором Иоганом Эйлофом (Johan Eyloff) питье, бросив в него яд в то время, когда подносил царю, отчего он вскорости умер; так ли это было, известно одному Богу, верно только то, что вскоре царь умер. Это случилось 4 марта 1584 г. по старому стилю.

После смерти [царя] в Москве было сильное волнение черни (gemeyn peupell). Вооружившись луками, копьями, дубинами и мечами, [народ] ринулся к Кремлю (slot), ворота которого были заперты, поэтому они разгромили все лавки и арсенал (ammonitye buys), откуда взяли оружие и порох, намереваясь взломать ворота, и кричали: «Выдайте нам Никиту Романовича!» (Micite Romanovits), который был сыном тестя тирана и братом великой княгини Анастасии, первой великой княгини; народ был весьма расположен к нему, ибо он отличался благочестием, а также ради сестры его, в народе весьма любимой; домогались увидеть его живым, ибо страшились, что его изведут во время междуцарствия, ибо по причине своей добродетели имел он, по мнению народа, много врагов при дворе; со стен Кремля кричали, чтобы они шли по домам и молились о душе усопшего, что скоро все придет в надлежащий порядок, что народу известно, кто должен царствовать, ибо [после царя] остались сыновья, и, сверх того, провозгласили Федора Иоанновича царем и великим князем на отцовском престоле, и что он женат и, следовательно, нечего опасаться; эти увещания, однако, не помогли, и чернь продолжала кричать: «Выдайте нам Никиту, выдайте нам Никиту Романовича!» Вельможи, опасаясь, чтобы с Никитой не случилось несчастья, говорили: «Он жив и здоров! Зачем причинять ему зло?» Но это нимало не помогло. Чернь продолжала громко кричать, ругая вельмож изменниками и ворами (scelmen).