– Благодарю вас, сэр. - Вильерс церемонно поклонился Хоку, вежливо кивнул Фишер и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.

– Я еще не встречал дворецкого, которому повредил бы хороший пинок под зад, - заключил Хок.

– Верно, - кивнула Фишер. - Все они снобы. Даже если бы он что-нибудь знал, он бы не сказал каким-то Стражам. «Это меня не касается».

– Может быть, ему нечего сказать, - предположил Хок. - Возможно, никакого предателя нет, а есть часть хитрого плана консерваторов, чтобы смутить Адаманта и лишить его уверенности.

Фишер застонала.

– У меня голова раскалывается.

– Потерпи. Ответ лежит где-то рядом, надо только копнуть поглубже. Будь я проклят, если позволю Адаманту погибнуть так же, как Блекстоуну. Я уберегу его, даже если мне придется лично убить всех его врагов.

– Ну ты и сказал, - покачала головой Фишер.

Никакие рассказы не могли подготовить Хока и Фишер к тому, что им довелось увидеть и испытать на улицах. Адамант вышел из дома до наступления полудня вместе с ними, Медлеем, Даниель и небольшой армией своих последователей, наемников и сочинителей речей. Хок был немного оскорблен присутствием наемников - как будто их с Изабель недостаточно для безопасности Адаманта. Но когда процессия оказалась на улице, вокруг мгновенно собралась такая плотная и возбужденная толпа, что только отряд наемников и мог защитить Адаманта от напора множества людей. Хок и Фишер грозно взирали на всех, кто приближался к нему слишком близко.

В памяти Хока это утро отложилось мешаниной улиц, людей и митингов. Адамант произносил бесконечные речи, заражая слушателей лихорадочным возбуждением и горячим желанием голосовать за реформаторов, надеясь, что это желание не испарится до начала голосования. Последователи Адаманта раздавали деньги всем, у кого хватило сообразительности протянуть руку, а бесплатная выпивка текла рекой. Составители речей постоянно переделывали их, сообразуясь с местными условиями, и судорожно вкладывали дополнительные листки Адаманту в руки буквально за секунду до начала выступления. Но Адамант каким-то образом успевал изучить листки, и слушавшим его речи казалось, будто эти мысли только что пришли ему в голову. Хок был поражен. Вместе с тем он понял, чем были сильны речи Адаманта. Искренность оратора - вот что их объединяло, и слушатели чутко улавливали это. Адамант верил в свое дело и внушал веру другим людям.

На Ил-Стрит они встретили домовладельца, под страхом выселения диктующего своим жильцам, как надо голосовать. Адамант произнес получасовую речь о недопустимости притеснения избирателей и достоинствах тайного голосования, а Фишер вышибла домовладельцу пару зубов. Неподалеку, на Бейкер-Стрит, Хардкастл поставил изготовленного колдовским способом двойника Адаманта, который призывал к насилию. К несчастью для двойника, он был чересчур очарован звуками собственного голоса и не успел вовремя убраться. Наемники Адаманта позаботились об охранниках двойника, а Хок и Фишер схватили его самого. Адамант тут же произнес сенсационную речь о необходимости запретить грязные трюки в политике, Хок и Фишер тем временем по очереди окунали двойника головой в канаву, пока он наконец не признался, кто его хозяин.

В какой-то момент Хок заметил, что за Адамантом и его свитой постоянно следует группа неряшливо одетых людей. Они выкрикивали нахальные вопросы и всячески надоедали, однако Адамант не обращал на них внимания. Но Хока и Фишер они раздражали все сильнее и сильнее.

– Это репортеры, - объяснил Медлей. - Пожалуйста, не трогайте их.

– Разве мы трогаем всех, кто нам не нравится? - обиделась Фишер.

– Конечно, нет, - согласился Медлей. - Я сказал на всякий случай. Просто необходимо, чтобы пресса была на нашей стороне. Две центральные газеты могут сильно повлиять на результаты голосования. К счастью для нас, Хардкастл всегда ненавидел прессу и не привлекал ее к своей избирательной кампании. Поэтому все положительные моменты нашей деятельности найдут отражение в газетах - и это будет еще один гвоздь в гроб Хардкастла. Кроме того, большинство репортеров - свободные журналисты, пишущие заметки для бульварных листков, и мы ни в коем случае не можем их обижать.

Адамант закончил речь об открытии госпиталя для бедных и нуждающихся, и толпа стала громко аплодировать. Когда он провозгласил госпиталь открытым и перерезал ленточку, которая, по мнению Хока, ни на что не годилась, - аплодисменты возобновились. Хок решил, что политиков ему никогда не понять.

Через толпу пробился сильный и задиристый человек, сопровождаемый двумя телохранителями в кольчугах. Он начал громко и неприлично оскорблять Адаманта. Толпа недовольно возмущалась, но ничего не предпринимала, опасаясь телохранителей. Наемники Адаманта не решались лезть в толпу, боясь создать панику. Хок и Фишер переглянулись и вытащили оружие. Сражение продолжалось меньше минуты - и задира лишился телохранителей. Он окончательно потерял самоуверенность, когда кончик меча Фишер запрыгал перед его носом.

– На твоем месте, - сказал Хок, - я бы убирался отсюда. Иначе Фишер покажет тебе свой любимый фокус. А у нас нет времени, чтобы потом смывать кровь.

Забияка поглядел на покойников у своих ног, громко проглотил комок в горле и исчез в толпе, которая не стала ему препятствовать. Людям куда интереснее было задавать вопросы Адаманту. Большинство из них касалось канализации, точнее, ее отсутствия, но в целом толпа была настроена дружелюбно. Увидев, как Хок и Фишер расправились с хулиганом, зрители совсем развеселились. Адамант отвечал на вопросы коротко, ясно и остроумно, совершенно очаровав своих сторонников.

Хок прислонился к ближайшей стене и огляделся. Все спокойно. Толпа настроена дружелюбно, а людей Хардкастла не видно. Он удовлетворенно кивнул и немного расслабился. Политическая кампания - изматывающее и тяжелое дело, и им предстояло побывать еще во многих других местах. Как там чувствуют себя остальные?

Изабель выглядела спокойной и собранной - правда, чтобы вывести ее из себя, нужно очень сильно постараться. Адамант находился в своей стихии, казалось, что ему для счастья больше ничего не нужно. Даниель же, напротив, выглядела неважно, нашла перевернутый ящик и присела на него. Ее лицо было бледным и измученным, плечи поникли от усталости, руки дрожали. Хок нахмурился. Вильерс говорил, что она больна… Капитан решил присматривать за ней. Если у Даниель не откроется второе дыхание, ему придется попросить Фишер отвести ее домой в сопровождении пары наемников. Адаманту совсем ни к чему лишний источник беспокойства. А Даниель будет в безопасности. Хок огляделся в поисках Медлея, чтобы сообщить о своих планах, и занервничал, когда понял, что консультанта Адаманта нигде не видно. Он повернулся к жене, но та улыбнулась в ответ.

– Не паникуй, Медлей заскочил в таверну, чтобы промочить горло. Он вернется, прежде чем мы двинемся дальше. Ты стареешь, Хок, раз не замечаешь такие вещи.

– Верно, - согласился Хок. - За эти выборы я постарею на сто лет.

Таверна была невзрачной даже по стандартам Хай-Степс. В свете тусклых ламп все предметы казались неясными и расплывчатыми. Так нравилось большинству посетителей, хотя, с другой стороны, никому бы не пришло в голову любоваться ими, такой уж тут был район. Но Медлея это не волновало. Здесь он впервые встретил свою любовь, и для него таверна всегда будет особым местом. Он кивнул флегматичному бармену за деревянной стойкой и поспешно направился в отдельную комнату в задней половине таверны. Любимая была там и ждала его, как и обещала. Всего один лишь взгляд на свою избранницу заставил сердце Медлея биться чаще. Он сел рядом с ней, и их руки соединились. Влюбленные молча глядели друг другу в глаза. Медлею казалось, что он никогда еще не был так счастлив.