Пришёл Фердинанд.

— Всё исполнено, патер! — сообщил он, отирая потное, раскрасневшееся лицо. — Вот сумка с самыми крупными алмазами и самоцветными камнями. Вот стоят пять ящиков с самыми ценными из сокровищ. А там, в углу, — это я сам подумал, — бочки с водой и провианту на две недели.

— Хорошо, что подумал, — хрипло выговорил монах. — Я доволен.

— Я ещё об одном позаботился, патер, — доверительно прошептал Фердинанд. — Тут есть дворик, куда выходит узкое смотровое оконце. Я в этот дворик привёл Бледного Тэда. Не кормил его, а сказал ждать. Сказал, что я пришлю к нему живое мясо, ну, человека, которого он должен сам изловить. Наши гости, патер, будут осматривать всё вокруг и на Тэда они непременно наткнутся. Вот тогда мы сможем увидеть их в деле. За одну короткую схватку, патер, о человеке можно узнать многое.

— Да, — помолчав, кивнул патер. — Не зря я тебя назначил главным. Всё сделал отменно. Принеси мне окорок и вина.

Требуемое было принесено, но монах не притронулся к пище. С ненадкушенным окороком в руке он сидел, откинувшись к ободу пушечного колеса, и лицо его было бледным, а зубы стучали. Его мучила страшная, роковая догадка. Бывший глава инквизиторского трибунала, как ему показалось, понял, почему массарская Тень не посещает его столько лет. Оказывается, существовал ещё один претендент на бесконечную власть и бессмертие! Рогатый пришелец ждал, когда они встретятся в поединке, чтобы выбрать самого лучшего. То есть того, кто убьёт соперника. И вот этот второй пришёл. Хитрый, невидимый, вездесущий, безжалостный, легко одолевший Глюзия, едва не догнавший их недавно в Бристоле, преодолевший столько расставленных в Аравии ловушек и хитроумных засад, наделённый демонической силой старик, дававший когда-то урок Адонии, мастер Альба. Что делать? Бежать? Но он, Люпус, пробежал уже половину земного шара. И что? Этот Альба — словно привязанный, проследовал за ним по всему затейливому пути, и вот он уже здесь, в «Девяти звёздах»! Нет, нужно попробовать перекинуться с ним хоть словечком. Вдруг удастся договориться? Да!! Договориться! А потом убедить Тень, что два слуги — лучше, чем один! Или, может быть, каким-то чудом, Альбу подкараулит изголодавшийся Тэд…

Он лихорадочно размышлял, и час пролетал за часом, и мучились, не осмеливаясь лечь спать, когда патер бодрствует, расположившиеся вдоль стен коридора бойцы.

Прошёл день, и прошла длинная ночь. И на следующее утро вдруг крикнул дозорный:

— Появились!

Люпус, подброшенный, словно пружиной, вскочил. Ударился о низко нависающий пушечный ствол. Не почувствовав боли, метнулся к оконцу.

Во дворике, залитом солнечным светом, стоял, открыто выпрямившись, страшный соперник. Тоже весьма, весьма старый.

— Глядите-ка, — пробормотал кто-то из охранников Люпуса, — и выстрела не боится.

— Убрать оружие! — дёрнулся, словно ошпаренный кипятком, патер. — Перед нами — носитель бесценной для меня тайны!

И, приникнув к проёму стрельницы, прокричал:

— Здравствуй, Альба!

Гость во дворе спокойно, вежливо поклонился.

— Может быть, поговорим? — дрожа от волнения, предложил Люпус.

Но пришелец, отрицательно качнув головой, двинулся вдоль стены.

— Пойдёшь обнюхивать окрестности и подходы? — крикнул ему вслед настоятель.

Тот коротко кивнул на ходу.

— Альба! Не довольно ли крови? Не лучше ли поговорить?…

Вдруг Люпус почувствовал, что его кто-то легко тронул за рукав старой чёрной сутаны.

— Патер! — негромко сообщил Фердинанд, — он идёт в сторону дворика с Тэдом!

Оба поспешили в соседнее помещение, к окну, выходящему в следующий двор. Сблизив головы, стали всматриваться.

Долго ждать не пришлось. Бойцы, которым не было места возле узкого стрельчатого окна, слышали лишь звуки короткой схватки. Спустя несколько секунд патер, медленно отстранившись от бойницы, мертвенным шёпотом приказал:

— Принесите мушкет. Добейте, чтобы не мучился.

Вздрогнув от выстрела, оборвавшего страшный жизненный путь бывшего каторжника-людоеда, патер снова уселся на постеленный под орудием войлок и снова погрузился в свои мучительные раздумья. И так прошёл ещё один день, и проплыла мутная, полубредовая ночь.

— Патер! — сообщил дежуривший у окна дозорный. — Он отослал помощника на лошади! Может быть, за полицией?

— О, нет, — встав на четвереньки, выползая из-под своего нелепого укрытия, прохрипел Люпус. — Для него, как и для нас, полиция совсем не желательна!

Выполз, выпрямился со стоном. Подошёл к уступившему место возле бойницы дозорному. Стал ждать.

Не прошло часа, когда его заставило вздрогнуть появление во дворике осунувшегося, усталого Альбы.

— Успел-таки, Люпус, спрятать всё золото! — с явной досадой в голосе произнёс гость. Он потянул дым из двух одновременно раскуренных трубок. Спросил, помолчав: — Сколько ты дашь мне денег, если я сообщу, кто меня нанял, чтобы тебя убить? И кто из твоих людей работает на меня?

Люпус задохнулся от радости предстоящей разгадки. Стало быть, этот Альба — не соперник, а всего лишь убийца, нанятый соперником! А тот, второй избранник Тени, может быть, и слаб, и немощен, и не так уж и страшен? О, неужели сейчас спадёт пелена с неописуемой тайны?! Нужно не подать вида, что интересует прежде всего наниматель! И патер, стараясь быть озадаченным, спросил:

— В моей свите есть твой человек?

— Ну а откуда бы я узнал, что ты направился на Мадагаскар? — донёсся до Люпуса не лишённый насмешки ответ.

— Я не буду называть сумму! — дрогнувшим голосом сказал патер. — Ты просто те деньги, за которые тебя наняли, умножь на десять! Это и будет моей платой!

— Здесь неподалёку, — кивнул Альба, — есть пустой двор. На карте помечено, что там был карантин для больных лошадей. Бери свою охрану и приходи туда. Я буду сидеть один и курить свои трубки, без оружия. Вот мой клинок, я кладу его на землю. Даже балахон свой сниму. Если хочешь, пошли людей, пусть предварительно обыщут меня.

И ушёл, окутавшись синим трубочным дымом.

Рассчитано было точно. Люпус взял с собой всех бойцов, до последнего человека. В окружении этой живой стены, преодолевая какой-то липкий и неотвязчивый страх, он ступил на утоптанную, лишённую травы землю хорошо знакомого ему карантина. И, кроме стены охранников, его прикрывали два наспех отчищенных от ржавчины римских металлических пехотных щита.

— Вот и ты, патер Люпус, — с явным, огромным, запредельным облегчением в голосе проговорил сидящий на трёхногом стульчике худой, снявший свой истрёпанный коричневый балахон наёмный убийца. — Сколько же лет…

Вдруг эта странная деталь, эта необычная особенность испугала Люпуса так, что он помертвел. Казалось, ничего примечательного, просто причуда, отчего бы пугаться? Но чёрный ужас против воли вошёл в сердце и сдавил его ледяной невидимой лапой.