Горничная поставила греться самовар и отправилась в кладовую. Там ей удалось найти маленький горшочек меда и связку бубликов. Пить чай с медом и бубликами, твердыми, как камень, они собирались на кухне.

— Так что, по-вашему, это было? — спросил Анастасию Мещерский, окуная в чай для размягчения обломок бублика с маком.

— Визит вежливости! — с вызовом ответила она.

— Ладно, Анастасия Петровна, не злитесь. Лучше объясните мне все по порядку…

Анастасии не хотелось признавать свою ошибку. Письмо, переданное ей в день первого покушения Сеит-Меметом, следовало показать полномочному представителю России при ханском дворе господину Константинову, чтобы перевести его правильно, от первой до последней строчки. Тогда бы она вовремя узнала, что оно написано не Рабие, которая ни читать, ни писать не умеет, а может по-арабски вывести только свое имя. Автор письма — каймакам Абдул-бей. Он воспользовался знакомством сестры с русской путешественницей, состоящей в дальнем родстве с губернатором Новороссийской и Азовской губерний, чтобы обратиться к Светлейшему князю Потемкину напрямую и приватно с какими-то важными предложениями. Что это за предложения, Рабие понятия не имела. Брат послал ее в Бахчи-сарай передать русским символический «бакшиш» и пригласить в Гёзлёве снова, коли в тот раз они столь поспешно покинули город и не повстречались с ним…

— Она привезла какие-то подарки? — удивился Мещерский.

— Да. В моей комнате находится коробка с серебряным кофейным сервизом на шесть персон. А для вас — десять фунтов турецкого табака и кальян с золотой насечкой.

— Возвращаться сейчас в Гёзлёве… — Мещерский задумчиво помешивал ложкой в чашке с горячим чаем.

— Но ведь фрегат придет в Балаклаву, — сказала Анастасия. — Это условлено давно. Предупредить мы никого не успеем.

— Еще неделя здесь… — Князь посмотрел в окно, выходящее на темный двор усадьбы, забитый повозками гостей. — А надо ли?.. Что подсказывает вам женская интуиция, Анастасия Петровна?

— Уезжать немедленно! — Она даже стукнула кулаком по столу…

Во время последней аудиенции, данной им русской путешественнице в той же Кофейной комнате, Шахин-Гирей заметно волновался.

Сначала он взял в руки чашечку с кофе, потом поставил ее снова на столик «кьона» и зашагал взад-вперед по ковру. Анастасия говорила стандартные вежливые фразы о том, как ей понравилась столица крымско-татарского государства, как дружелюбны люди, населяющие ее, как интересны достопримечательности. В конце своей речи она выразила благодарность Его Светлости за сердечный прием, оказанный ей во дворце.

Хан остановился перед ней. Теперь он должен был говорить, но почему-то хранил молчание. Анастасия в удивлении подняла глаза на правителя. Может быть, она что-то сделала не так, нарушила дипломатический протокол?

— Госпожа Аржанова, — весьма торжественно произнес Шахин-Гирей. — Я душевно рад, что вы не скучали здесь и нашли в нашей стране преданных друзей. Надеюсь, покинув ее пределы, вы не забудете наше восточное гостеприимство. Пусть напоминанием о нем станет мой маленький сувенир…

Хан достал из-за широкого шелкового пояса оклеенную бархатом коробку, нажал на потайную пружинку, и Анастасия увидела драгоценности отличной работы, из золота, с крупными бриллиантами: два кольца, два браслета и пару сережек. «Маленький сувенир» стоил не менее тысячи российских рублей.

— Oh, mon Dieu! — вырвалось у нее восклицание, потому что в минуты сильного волнения она всегда переходила на французский язык. Но затем Анастасия ваяла себя в руки. — Право, не знаю, Ваша Светлость, могу ли я принять от вас такой… как бы сказать… сувенир.

— Почему?

— Украшения слишком дорогие.

— Украшения слишком дорогие? — Шахин-Гирей повторил ее фразу с вопросительной интонацией и продолжал с большим напором: — Но слишком мало друзей у моей несчастной родины в России! Потому я дарю вам эти вещи. Некогда они принадлежали моей старшей сестре. Это — личный дар, а вовсе не изъятие из нашей государственной казны, и так небогатой…

— Ну хорошо. А что, собственно говоря, вы хотите?

— Я хочу, чтобы вы передали Ее Величеству мое приватное письмо.

— И все? — удивилась Анастасия.

— Нет. Вы должны подробно расскать царице о том, что видели здесь.

— Если Ее Величеству будет благоугодно выслушать меня, то я охотно выполню ваше пожелание.

— Это должен быть рассказ заинтересованного человека. — Шахин-Гирей посмотрел ей прямо в глаза и выдержал паузу. — Сугубо положительный рассказ обо мне, успехах моей политики, верности моих беев и мурз всем договоренностям с русским правительством…

Конечно, то была самая настоящая инструкция для агента, короткая, дельная, до конца продуманная. Анастасия выслушала ее, не задав ни единого вопроса. Запомнить основные тезисы не составляло для нее никакого труда. Однако правитель Крыма, по-видимому, сомневался в этом.

— Вы все поняли? — спросил он с некоторым недоверием.

— Да, Ваша Светлость.

— Вы беретесь за поручение?

Анастасия решила не спешить с ответом. Она отхлебнула из чашки остывший кофе, задумчиво посмотрела на цветные витражи на окнах Кофейной комнаты, потом — на красно-сине-желтый ковер под ногами у хана. Шахин-Гирей повернулся к двери и щелкнул пальцами.

Спустя минуту появились слуги. Они внесли раскуренный кальян с двумя изумрудными чубуками, поднос со сладостями, фарфоровый чайник и пиалы. Поклонившись, один из слуг подал Анастасии чубук. Другой чубук взял хан и сел рядом с ней.

Анастасия подозрительно покосилась на восточное приспособление для курения. Однажды в минуту откровенности Потемкин рассказал ей, каким табаком был начинен кальян в его «турецком кабинете», когда татарские послы находились там. Возможно, хан угадал ее мысли. Усмехнувшись в пышные усы, Шахин-Гирей первым сделал глубокую затяжку.

— Когда вы уезжаете, Анастасия Петровна? — спросил он.

— Послезавтра.

— Очень хорошо. Отряд моих сайменов из двадцати пяти человек будет сопровождать вас по дороге к морю, как лицо, принадлежащее к ханской фамилии. Кроме того, я оплачу ваше пятидневное пребывание со слугами, охраной и всеми лошадьми на постоялом дворе монастыря Святого Климента в Инкермане.

Анастасия медленно поднесла чубук к губам и задала вопрос, которого так ждал ее царственный собеседник:

— Где письмо, ваша светлость?..

Не очень-то поспешая, с большим привалом на середине пути для изготовления обеда и послеобеденного отдыха, Анастасия со своими людьми прибыла в Инкерман в начале седьмого часа вечера 20 октября 1780 года. Город с крепостью на скале сперва открылся им с горного перевала. Спустившись в долину реки Черной, они рассмотрели его более внимательно. Улицы с домами из белого камня шли вдоль оконечности Каламитского залива и упирались в отвесные, круто вздымавшиеся вверх уступы из серого камня. Крепость находилась в отличном состоянии: толстые стены высотой до четырех сажен[55], пять боевых башен, ров, высеченный в скале, с переброшенным через него деревянным мостом. Однако в бойницах не имелось пушек, да и гарнизон, судя по всему, отсутствовал.