Флорин понял, что назвали и его имя, только когда кто-то из его восторженных коллег начал барабанить ему по спине. Он даже не подозревал, как велико было в нем напряжение, но теперь облегченно вздохнул и расслабился. Он понял, что ждал этого. Он это заслужил.

На «Гранд-Осте» уже собрались другие — рабочие из промышленных кварталов, из литеен и лабораторий. Они проходили собеседования. Металлургов отделили от механиков и хемических рабочих. Их протестировали, проверили их профессиональные навыки. На них воздействовали убеждением, но не принуждением. При первом (неопределенном) упоминании об анофелесах, при первых обмолвках о том, что это за остров, несколько мужчин и женщин отказались участвовать в проекте. Флорин забеспокоился. «Но ты ни за что не откажешься, — сказал он себе, — и будь что будет».

С наступлением темноты тесты и опросы закончились и Флорина вместе с другими пригласили в одну из кают-компаний «Гранд-Оста». Помещение было большое и изысканное, отделанное медью и черным деревом. Всего отобрали человек тридцать. «Здорово нас обкорнали», — подумал Флорин.

Болтовня сразу же стихла, когда вошли Любовники. Как и в самый первый день, по обеим сторонам от них шли Утер Доул и Тинтиннабулум.

«Что-то вы скажете мне сегодня? — лениво думал Флорин. — Новые чудеса? Новые перемены?»

Любовники поведали полную историю острова, сообщили о своих планах. Все присутствовавшие подтвердили, что согласны.

Флорин слушал, прислонясь спиной к стене. Он пытался заразиться скептицизмом (планы были такими абсурдными и могли рухнуть в любой момент), но понял, что у него не получается. Он слушал, а сердце его билось все чаще; Любовники и Тинтиннабулум рассказывали ему и его новым товарищам, что они собираются делать — отправиться к людям-комарам, искать ученого, который, возможно, еще жив, получить от него нужные сведения и построить машины, чтобы управлять самым необыкновенным существом, когда-либо обитавшим в морях Бас-Лага.

Мероприятия против подъема аванка тайно проводились в других местах.

В центре Сухой осени располагался «Юрок» — огромное старое судно, внушительное и неприветливое, длиной пять сотен футов и шириной в сотню, если брать по середине главной палубы. Его размеры, очертания и характеристики были единственными в своем роде. Никто в Армаде не знал, сколько лет «Юроку» и когда он появился в городе.

Ходили слухи, что «Юрок» — подделка, как кольцо с фальшивым бриллиантом. Не клипер, и не барк, и не колесница, и не любой другой из всем известных типов кораблей. Нередко можно было услышать, что такое судно вообще никогда не могло плавать — уж слишком у него необыкновенные формы. Скептики утверждали, что «Юрок» был построен в Армаде, прямо на том месте, где он теперь и находится. Они говорили, что он не был найден в море или захвачен, что это просто муляж из железа и дерева.

Но некоторые все же знали правду. В Армаде было несколько лиц, еще помнивших прибытие «Юрока». Среди них был и Бруколак, который в одиночестве привел это судно.

Он вставал каждый вечер с заходом солнца, когда можно было не бояться дневного света, и поднимался по вычурным мачтам-башням «Юрока». Он высовывал руку из узкого окна и гладил отростки и чешуйки на перекладинах разной длины. Его пальцы, во много раз более чувствительные, чем у людей, ощущали слабое биение энергии под этими тонкими пластинками из металла, керамики и дерева, словно кровь струилась по капиллярам. Бруколак знал, что «Юрок» все еще может плавать, если возникнет нужда.

Корабль этот был построен до его несмерти, или первого рождения, за много тысяч миль от Армады, в местах, которых не видел никто из живых армадцев. Прошли поколения со времени, когда плавучий город посетил те края, и Бруколак страстно надеялся, что город никогда туда не вернется.

«Юрок» был лунокораблем — он мог маневрировать и плыть, улавливая лунные лучи.

Палубы удивительных очертаний возвышались над кормой корабля, как геологические отложения. Этот корабль выделялся среди других замысловатыми сегментами многослойного мостика, расселиной в центре, причудливой формой иллюминаторов и кают. Из его широкого тела торчали шпили — некоторые напоминали мачты, другие походили на конус, упирающийся в пустоту. Как и на «Гранд-Осте», на «Юроке» не было никаких построек, хотя соседние суда были плотно заставлены кирпичными хибарами. Но если строительство на «Гранд-Осте» было запрещено, то строить на лунокорабле просто никому не приходило в голову. Его устройство не позволяло этого.

В дневное время «Юрок» выглядел болезненно-бесцветным. Но когда опускались сумерки, его поверхность начинала переливаться перламутровым блеском, словно сюда спускались цветопризраки. Вид корабля вызывал трепет. И тогда Бруколак выходил на его палубы.

Иногда Бруколак созывал встречи в зловещих помещениях «Юрока». Он приглашал своих немертвых помощников, и они обсуждали всевозможные проблемы, например кровесбор, десятину с Сухой осени. «Вот что делает нас непохожими ни на кого, — говорил он им. — Вот что дает нам силы и обеспечивает нам преданность граждан».

В тот вечер, когда Флорин Сак и другие посвященные в план Саргановых вод спали или размышляли о своей миссии, Бруколак принимал гостей на борту «Юрока» — делегацию совета Дворняжника, члены которой наивно полагали, что встреча проводится тайно (у Бруколака заблуждений на сей счет не было: из звуков, доносившихся с соседних судов, он выделил шаги и безразлично отметил про себя, что это крадется шпион Саргановых вод).

Члены совета Дворняжника нервничали на лунокорабле. Они гурьбой следовали за Бруколаком, пытаясь не показывать своего беспокойства. Зная, что гостям необходим свет, Бруколак заранее зажег факелы в коридорах. Газовые горелки он предпочел не использовать, злорадно радуясь тому, что тени, отбрасываемые факелами, будут непредсказуемо и хищно, словно летучие мыши, плясать на стенах узких корабельных коридоров.

Круглая комната для встреч была расположена в самой широкой мачте-башне, на высоте в пятьдесят футов над палубой. Отделанная гагатом, оловом и тончайшей работы свинцом, она была роскошной и отталкивающей. Здесь не было ни свечей, ни факелов, но ледяной свет пронизывал все помещение со строгой четкостью: мачты корабля собирали лунный и звездный свет, усиливали его и по зеркальным трубоводам, словно кровь по венам, направляли в это помещение. При таком необычном освещении все предметы казались лишенными цвета.

— Дамы и господа, — сказал Бруколак своим горловым шепотом.

Он улыбнулся и, откинув назад волосы, попробовал воздух своим раздвоенным языком, а потом жестом пригласил гостей садиться. Он смотрел, как они, настороженно поглядывая на него, рассаживаются за столом темного дерева — люди, хотчи, ллоргисы и другие.

— Нас обошли, — продолжил Бруколак. — Предлагаю обдумать контрмеры.

Сухая осень во многом казалась похожей на Саргановы воды. Палубы сотен челнов, барж, блокшивов светились в темноте и полнились звуками из таверн и игрален.