— Узнав о моих затруднениях, в то время как твой отец, упокой Господи его душу, — начала королева, благочестиво крестясь, — еще не решил, состоится ли наш брак, и постоянно спорил с моим родителем из-за приданого, Розамунда Болтон послала мне кошелек с деньгами. И не один. Дважды в год она делилась со мной чем могла. И пусть ее монет хватало всего на несколько дней, но она ни разу не нарушила данного слова. Как-то, по словам моего посланника, она продала молодого годовалого жеребца, чьим отцом был знаменитый боевой конь, и послала мне всю выручку. Леди Невилл, чей муж тоже хотел получить жеребца, подтвердила рассказ.

— Да будь я проклят! — потрясенно прошептал король.

— А ее милые письма были для меня таким утешением!

Она сообщала о своей жизни во Фрайарсгейте, беременностях, детях и о сэре Оуэне. В начале этого года она, как и я, потеряла дитя. Теперь же скорбит о муже. Ты видишь, Генри, я у нее в долгу.

Он кивнул. Как интересно! С чего бы это его Кейт заручилась столь несгибаемой верностью какой-то незнатной девчушки, которую почти не знала?

— Но как умер сэр Оуэн? Он был уже не молод, но и не настолько стар, — заметил король.

— Упал с дерева, хотя понять не могу, что он там делал.

Судя по словам Розамунды, ему было тридцать восемь лет.

— Можешь послать эскорт во Фрайарсгейт, чтобы проводил ее ко двору. И передай кошелек с деньгами и наказом купить тканей и сшить модные наряды, — великодушно разрешил король.

— О, Генри, ты так добр! — воскликнула Екатерина и, усевшись к нему на колени, стала покрывать лицо поцелуями. — И как я люблю тебя, мой дражайший повелитель.

Генрих Тюдор ухмыльнулся и, ответив на поцелуй, принялся ласкать груди раскрасневшейся от смущения и удовольствия жены.

* * *

Королевский гонец прибыл во Фрайарсгейт с увесистым кошельком и письмом от королевы с наказом для Розамунды купить красивые ткани и сшить платья, в которых не стыдно было бы показаться при дворе. Через полтора месяца ей предстояло отправиться в Лондон и взять с собой служанку.

— Но я не могу ехать! — воскликнула Розамунда.

— Можешь! — безапелляционно заявила Мейбл.

— Но как же мне оставить детей! — заплакала Розамунда. — Бесси только что отняли от груди. И у меня столько дел здесь, во Фрайарсгейте!

— Розамунда, — спокойно вмешался Эдмунд, видя, что его вспыльчивая супруга готова вот-вот взорваться. — Королева этой страны пригласила тебя ко двору. Вряд ли твое пребывание продлится долго, но не выполнить королевский приказ невозможно. Урожай собран, и мы готовы к зиме.

Завтра я провожу тебя и свою добрую жену в Карлайл, где ты сможешь выбрать ткани на платья. У нас не так много времени на сборы, дорогая, но ты должна ехать.

— И сколько времени мне придется там пробыть? — спросила Розамунда. — Ты же знаешь, как не люблю я уезжать из дома!

— Самое большее — несколько месяцев, дитя мое.

В тот раз ты была королевской подопечной, сейчас же — взрослая женщина. Кто знает, может, и сумеешь найти хорошего мужа среди людей короля, — хмыкнул Эдмунд.

— Иисус Мария! — с отчаянием выпалила Мейбл, пронзив мужа негодующим взглядом. Бедного Оуэна едва опустили в могилу, а ее муженек толкует о другом мужчине!

— О, дядя, я никогда больше не выйду замуж, — объявила Розамунда.

— Как бы то ни было, племянница, теперь у тебя будет больше свободы. Говорят, молодой король — человек веселый и жизнь при дворе совсем переменилась. Вряд ли Оуэн хотел, чтобы ты скорбела по нему до конца жизни!

— Дядя, он ушел от нас всего два месяца назад, — напомнила Розамунда со слезами на глазах.

— Закрой рот, старик, — прошипела Мейбл.

Они отправились в Карлайл и нашли богатые ткани, в которых не стыдно будет показаться при дворе. Розамунда из уважения к своему вдовству решила не носить яркие цвета. Она купит что-то поскромнее, а за оставшиеся несколько недель вместе с Мейбл и женщинами Фрайарсгейта сошьет подходящий гардероб. Она возьмет с собой четыре платья: два черных, одно темно-зеленое и одно — оттенка полуночного неба. Оказалось, что при дворе стали носить кринолин, как заверил ее торговец из Карлайла, продавший ей обручи.

— Это испанская мода. Все стараются подражать королеве, — пояснил он, подмигивая.

Труднее всего было сшить корсажи, ибо нынешние рукава имели куда более сложный покрой. Но жена торговца показала рисунки, присланные ее сестрой из Лондона, и скопировала один для Розамунды. Она тоже подтвердила, что сейчас испанский стиль очень популярен при дворе.

— Ничего не скажешь, королева всегда была роскошно одета. А какие платья привезла из Испании! Одно великолепнее другого!

«Если бы только она знала правду», — подумала про себя Розамунда, но согласно кивнула и поблагодарила женщину за помощь.

Новый гардероб был дошит за два дня перед тем, как прибыл ее эскорт. На всех платьях сделали квадратные вырезы. Черная парча была вышита золотой ниткой, чтобы смягчить суровость траура. Зеленый бархат оторочили мягким коричневым мехом. Рукава заканчивались широкими меховыми манжетами. Синюю парчу отделали голубым бархатом, а черный бархат был вышит серебром и украшен белым бархатом. Корсажи облегали грудь, а юбки доходили до пола.

— Я никогда не носила подобной роскоши, — призналась Розамунда, — и, разумеется, не посрамлю свою королеву, хотя большинство придворных платьев наверняка окажутся красивее моих.

Она еще раз оглядела наряды, аккуратно выложенные ей на обозрение. Кроме них, женщины успели сшить шесть камиз, больше, чем она имела сразу за всю жизнь, две ночные сорочки и вышитый чепец с розовыми лентами. К ним были добавлены шесть пар чулок, связанных из тонкой шерсти, которая получалась от первого вычесывания весенних ягнят. Ткачи соткали ей шерстяную материю, выкрашенную в знаменитый синий цвет Фрайарсгейта, которой хватило на плащ с капюшоном. Он был подбит и обшит светло-серым кроличьим мехом, как и перчатки из рыжеватой кожи.

Сапожник сшил ей новые туфли и пару сапожек. На случай мокрой погоды полагались патены, специальные деревянные колодки, надеваемые на туфли. Сапожник сделал ей изящный маленький футляр для иголок" помещавшийся в красивый чехол из лайки, куда клались ножницы.

У Розамунды почти не было драгоценностей, но, зная, как любят придворные дамы украшения, она уложила все, что имелось: небольшую нитку жемчуга, с которой свисал золотой с жемчугом крестик, принадлежавшие ее матери и бабушке, подаренную Оуэном в честь пятой годовщины их свадьбы серебряную с малахитом брошь, еще одну, материнскую, из красной яшмы, три кольца — с жемчугом, с ониксом в серебре и красивым гранатом в золоте. И тут она вспомнила про небольшую брошь с изумрудами и жемчугом, присланную Достопочтенной Маргарет Филиппе. Ее дочь слишком молода, чтобы носить драгоценности, а мать короля умерла несколько месяцев спустя после смерти сына. Никто ничего не узнает, а брошь прекрасно подойдет к ее зеленому платью. Поэтому Розамунда захватила и ее.