Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как быстро по вашему Сахалину, однако, разносятся слухи! Не успел приезжий следователь поднять это дело, как нашелся важный свидетель! Некий ювелир признался, что в октябре 1886 года изготовил для Софьи Блювштейн из золота дешевой пробы одну сережку по представленному ею образцу. За неимением сапфиров и прочих драгоценных камней он вставил в оправу ограненные стекляшки. Таким образом, ваш сожитель мог быть введен в заблуждение, прежде чем отправился покупать «драгоценности» Соньки в указанное ему место.
– Я в его дела не совалась. Сережку видела. А какая она – чистого золота или самоварного – знать не знаю!
– Нашелся и еще один свидетель, который утверждает, что видел, как Сонька с Митькой Червонцем закапывали что-то в помойке на задах казарм местной команды. Как раз там, где потом нашли тело вашего сожителя с перерезанным горлом.
– Митьку заарестовали? – живо поинтересовалась вдова торговца.
– Разумеется!
– Ну, коли так, расскажу все, что знаю! – решительно заявила Зоя. – Только и ты, господин следователь, слово держи! Ну, насчет кум… кам…
– Компенсации за судебную ошибку? – догадался Агасфер. – Ну, милая моя, это смотря что ты мне расскажешь. До сей поры больше я говорил, а ты все отмалчивалась!
Зоя начала говорить. Агасфер не перебивал, внимательно слушал, иногда делая пометки. Большинство из сказанного Зоей он знал, о многом успел догадаться – но иногда попадались и интересные детали. «Чистосердечное признание» он успел написать заранее сам – оставалось лишь получить подпись. Получив ее, он с облегчением выпроводил ставшую чрезмерно разговорчивой вдовушку. И велел конвойному позвать доносчика Сергеичева: третий свидетель, новый сожитель Зои, поселенец Колыванов, скорее всего, для завершения дела не потребуется…
Сергеичев, по-видимому, начал кланяться еще в коридоре – в кабинет он так и зашел со склоненной головой.
– Садись, брат Сергеичев! – Агасфер панибратски обнял его за плечи и усадил на табурет. – Садись и расскажи мне: как это тебя за Соньку, тобой сданную, каторга не убила, а?
Арестант бросил на человека в мундире следователя быстрый взгляд исподлобья. И мгновенно преобразился: скривился, пустил из уголка рта слюну, оскалился:
– А чё с больного умственно человека взять, господин хороший? Побили, конечно. Под нары загнали – когда я после плетей очухался. А потом – ничего, ничего… Особливо ежели я в беспамятстве пребывал и ничегошеньки не помню!
– Ну, прямо совсем ничего? – Агасфер выложил на стол две пятирублевые ассигнации, выровнял их.
– Бывает, вспоминается кой-чего, – осторожно заметил Сергеичев, не сводя глаз с денег. – Енто если подскажут – чего вспоминать надо…
– Ну, давай я тебе маленько подскажу. Ты работал у Махмутки истопником и часто спал на поленнице. Было дело?
– Да, бывалочи, заберешься на поленницу, чтобы никто не дергал, и спишь там…
– Молодец! И в один прекрасный день ты увидел, как Махмутка достает из тайника свою «казну», отсчитывает 10 тысяч рубликов, прячет остальное обратно и удаляется на свидание с Сонькой. Было такое?
– Было, господин начальник. Было!
Агасфер сделал вид, что внимательно пролистывает папку с делом. С огорченным видом поднял на Сергеичева глаза:
– А ведь нигде не записано, где этот самый тайник был, брат Сергеичев! На дворе где-то, что ли?
– Совсем было вспомнил, да чуть-чуть не хватает! – Сергеичев пальцем тронул осторожно две пятирублевые купюры, вроде поправил их.
Агасфер хмыкнул, достал еще две купюры, аккуратно положил рядом.
– А так не вспоминается?
– Так это мне, господин начальник? – Арестант сгреб деньги, быстро упрятал их в разболтанную обувку. – Почему не вспоминается? Будка со здоровым кобелем гиляцким у Махмутки во дворе была. Такой здоровый кобель – никого не признавал, окромя хозяина! Не брехал, не рычал – просто бросался, того и гляди, цепь порвет! Вот под этой будкой и держал Махмутка свою кассу.
– Та-ак! И когда Махмутку убили, ты в эту кассу залез и остатки забрал. Так, брат Сергеичев?
– Боже упаси, господин начальник! Кобель-то, говорю, страшный был. Как тигра! Пробовал я ему, грешник, кусок мяса с отравой бросить – было дело, господин начальник, – не жрет! Ну, думаю себе, ладно! Время еще будет. Зоя-то не знала о тайнике. А потом я убежал в тайгу, «кукушку слушать». Потом поймали меня, плетей дали – два месяца отвалялся, думал, подохну. В тюрьму потом посадили. Не до кобелей с будками было, право слово! А чичас даже и не знаю, господин начальник, жив ли тот кобель, цела ли будка? Зойку-то, слышь, тоже в тюрьму определили – нешто изба пустая стояла? Хорошая, с лавкой… Кто-нибудь да поселился…
Агасфер схватился за колоколец, позвонил. Крикнул сунувшемуся в кабинет караульному:
– Этого туда, откуда взял! Зови начальника, зови Бунге!
– Что случилось, господин Берг? Кинулся на вас этот идол?
– Нет, не кидался! Господин Выставкин, где тут улица… – Агасфер лихорадочно листал дело. – Ну, та, где Зоя с Махмуткой проживали? Знаете ли? Можете показать? Пошли тогда!
Сколько ни пытали его по дороге к бывшей лавке Махмутки фон Бунге и начальник полиции Выставкин, Агасфер отделывался короткими репликами:
– Погодите, господа. Погодите, поглядим, кто нынче тут обитает.
– Доктор здесь живет. Врач при окружной лечебнице, коллежский советник Погаевский, Ромуальд Антонович. Да что случилось-то, господин Берг?
– Он дома сейчас? Может, ордер взять, Федор Федорович?
– Господи прости… Совсем запугали… Какой ордер?
Не отвечая, Агасфер толкнул плечом запертую калитку, бешено застучал в доски забора. Калитку открыл дворник, при виде начальства встал во фрунт, доложил, что господина доктора нет дома! Прикажете послать?
– Успеется. Где тут будка с кобелем была?
– Так что господин Погаевский собак не любит. Да и не было здесь кобелей, когда мы сюда заселились… А что случилось, господа хорошие? Кобель кого покусал? Так то не наш!
Агасфер быстро прошел по двору, лавируя между грядками с овощами. Повернулся к дворнику:
– Есть в доме хоть кто-нибудь, кто будку с собакой помнит?
– Сторож разве, – неуверенно предположил дворник. – Однако у него нога отнялась, не встает второй год. Только до сортира, прощения просим на грубом слове…
Общими усилиями подняли с постели перепуганного сторожа, и тот неуверенно показал на грядку с морковью:
– Вроде здесь будка была, пока не выбросили…
– Трех человек с лопатами! – распорядился Агасфер, поворачиваясь к Выставкину. – Попортим грядки – заплачу!
Через полчаса, когда уже явился с протестами доктор Погаевский, лопата одного из полицейских звякнула по железу. Оттолкнув его, Агасфер упал на колени, разгреб рыхлую землю, пропахшую собачатиной, и достал большую банку, плотно обмотанную гуттаперчевой полоской. Сорвал полоску, сорвал крышку и достал из нее плотную пачку тронутых гнилью купюр.