Гнусная кампания клеветы, поднятая буржуазией по поводу будто бы шпионства или прикосновенности к нему Ганецкого, Коллонтай и многих других, является, конечно, подлым прикрытием похода на интернационалистов со стороны наших бравых «республиканцев», желающих «выгодно отличить» себя от царизма клеветничеством…

Необходимо, чтобы Ганецкий (член ЗБЦК. — С.К.) документально опроверг клеветников, издав поскорее финансовый отчёт своей торговли и своих «дел» с Суменсон (что сие за особа? Первый раз услыхал!) и с Козловским (желательно, чтобы отчёт был проверен и засвидетельствован подписью шведского нотариуса или шведских, нескольких, социалистов, членов парламента). Также необходимо напечатать текст телеграмм… и разобрать, разъяснить каждую…»

(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, с. 445–451.)

Мадам Суменсон фигурировала в обвинениях, выдвинутых против Ленина, как связник между ним и Берлином. Она жила в Петрограде, являлась частным лицом, и её коммерческая переписка с Ганецким была принята контрразведкой за шифр. Любой шифр «раскалывается», однако из цифр «перехваченных» телеграмм Суменсон никто ничего не извлёк. Тем не менее «утка» улетела, и имя Суменсон по сей день порхает по страницам антиленинских пасквилей.

Член ЦИКа и Исполкома Петросовета, председатель Выборгской районной думы М. Ю. Козловский (1876–1927), работавший и в польском социал-демократическом движении, обвинялся в передаче Ленину 20 миллионов то ли рублей, то ли марок… Реально же размеры обмена денежными суммами между Стокгольмом и Петроградом (то в одну, к слову, сторону, то — в другую) исчислялись 2–3 тысячами рублей — для любой политической партии сумма не решающая и вполне посильная.

В цитируемом письме Ленин, к слову, спрашивал: «Каковы денежные дела заграничного бюро, назначенного нашим Центральным Комитетом? После июльских преследований ясно, что наш ЦК помочь не может (я так думаю, по крайней мере). Пишите, удалось ли что собрать через шведских левых и просуществует ли бюро?»

Не в первый раз подчёркиваю: выше цитируется чисто внутрипартийное, закрытое письмо, не рассчитанное на публикацию (впервые оно было опубликовано в 1930 году в Ленинском сборнике XIII). Одного этого письма достаточно для того, чтобы вопрос о «германском золоте» закрыть, а подобных писем можно привести не один десяток.

Историк Сергей Шрамко как некое откровение сообщает, что большевики в 1917 году развернули массовую печать и «к июлю партия имела 51, а к Октябрю 75 изданий». «Такой дорогой пиаровской кампании не могла позволить себе ни одна буржуазная партия в России», — заключает Шрамко, подталкивая к вопросу — откуда, мол, денежки.

(Шрамко С. Забытый автор Октября. Ж. «Сибирские огни», № 11, 2007.)

Однако, во-первых, Ленин — как о большом достижении к июлю 1917 года — сообщал в своём письме в ЗБЦК о 17 ежедневных газетах с общим тиражом в 1 415 000 экземпляров в неделю. Там же Ленин называл и ежедневный тираж в 320 000 экземпляров в день (эту же цифру со ссылкой на академика Минца приводит и Шрамко). Но ясно, что столько выходило всё же не каждый день — это показывает простая арифметика.

Во-вторых, «Правда» в 1910-е годы — ещё до войны — имела иногда разовый тираж в 50–60 тысяч экземпляров, а тот же Шрамко пишет, что тираж самого важного после «Правды» большевистского печатного органа — московского «Социал-демократа» составлял в октябре 1917 года 47 тыс. экземпляров.

Для той уже массовой политической партии, какую представляла из себя РСДРП(б) в 1917 году, и при том росте интереса к большевикам в массах, который имел место в 1917 году, приводимые Лениным и Шрамко цифры отнюдь не чрезмерны и были вполне посильны большевикам без «германских спонсоров» (или — если вспомнить Н. Старикова — без «спонсоров» антантовских).

Что касается возможностей буржуазного «пиара», то в 1913 году в России издавалось 878 газет на русском языке и 280 иноязычных (не считая 1289 журналов только на русском языке).

(Россия. 1913 год. Статистико-документальный справочник. СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «Блиц», Институт российской истории РАН, 1995, с. 370.)

Данных на 1917 год у меня нет, но скорее всего, эти цифры в 1917 году даже увеличились. И вся эта тысячная с лишком газетная «рать» обеспечивала «пиар», естественно, не большевикам, а их буржуазным оппонентам. К тому же большевистские издания печатались на дешёвой бумаге, верстались очень плотно и имели меньший листаж номера.

Возвращаясь же к августовскому письму Ленина в ЗБЦК, добавлю, что он много писал там о необходимости скорейшего созыва «конференции левых для основания III Интернационала» и пояснял:

«Именно теперь, именно когда Циммервальд так позорно колеблется или вынужденно бездействует, именно теперь, пока есть ещё в России легальная (почти легальная) интернационалистская партия более чем с 200 000 (240 000) членов (чего нет нигде в мире во время войны), именно теперь мы обязаны созвать конференцию левых, и мы будем прямо преступниками, если опоздаем это сделать (партию большевиков в России со дня на день всё больше загоняют в подполье)…»

(В. И. Ленин. ПСС, т. 49, с. 448.)

Из последней констатации, сделанной буквально за два дня до выступления Корнилова, видно, что Ленин не исключал и грустного для партии развития событий — в конце концов тот же Корнилов и его «спонсоры» рассчитывали не на пустом месте, они были уверены, что «ловят» на верные шансы.

Однако даже Ленин в полной мере тогда, как видим, ещё не осознал, что в политической ситуации всё большее значение начинает играть фактор масс, пробуждённых ходом дел и самим Лениным ко всё более возрастающей политической активности… И отныне этот фактор всегда будет на стороне Ленина до самого конца его политической деятельности!

Уже скоро — через несколько дней после написания Лениным последних цитированных строк — народ даже без Ленина под руководством «головки» большевиков, не имеющей Ленина в оперативном руководстве, сумеет сорвать контрреволюционные планы Элиты в части корниловского переворота…

21 АВГУСТА (3 сентября) 1917 года была сдана Рига. Сдана, вне сомнений, намеренно — в военном отношении потеря была малосущественной, но зато политически она оказывалась для Элиты просто- таки необходимой — можно было обвинить в сдаче большевиков и начинать путч.

Героически сражались под Ригой латышские стрелки — что было объяснимо, но судьба города была решена — его принесли в жертву интересам близящегося корниловского мятежа.

А прежде чем перейти к самому мятежу — небольшая информация к размышлению…

Генерал Павел Курлов (1860–1923) занимал в царской России ряд высших постов и известен более как жандарм. Тем не менее в 1915 году его назначили генерал-губернатором Прибалтийских провинций, и в качестве такового он принимал участие в эвакуации Риги летом 1915 года — за два года (!) до сдачи Риги.

Курлов, ввиду важнейшего промышленного значения Риги, высказывался против эвакуации, но Петроград настоял. Курлов резонно считал, что вначале надо вывозить имущество заводов, работающих на оборону, — например, завода машинных масел Эльриха, обеспечивавшего флот; оптического завода Герца; Руссо-Балтийского вагоностроительного завода… А царские чиновники в список объектов, подлежащих первоочередной эвакуации, включили «публичные памятники, колокола и медные крыши церквей»…