– Если бы я мог выйти из игры. – Кроуфорд чуть ли не с отчаянием посмотрел на виллы, окружавшие нас на этой узкой улице. – Люди как дети, их нужно постоянно тормошить. Иначе все летит к черту. Только преступность или что-то похожее, пожалуй, способно их расшевелить. Они понимают, что нужны друг другу, что вместе они больше, чем сумма частей. Но чтобы они осознали это, их безопасности всегда должно что-то угрожать.

– Как лондонцам во времена бомбардировок в войну? Товарищество военного времени?

– Вот именно. В конце концов, война – это один из видов преступности. Обнаружить чье-то дерьмо в своем собственном бассейне – вот гениальный стимул. Вы сразу же объединяетесь с соседями для круглосуточного дежурства и достаете из футляра свою старую скрипку. Впервые за многие годы вы доставляете жене настоящее удовольствие в постели. Это работает, Чарльз…

– Но это жестокое лекарство. Неужели нет другого способа? Вы могли бы читать им проповеди, стать Савонаролой Коста-дель-Соль.

– Я пытался. – Кроуфорд хмуро посмотрел на свое отражение в зеркале заднего вида. – Никакую проповедь они не променяют на сиесту. Преступность имеет почтенную историю, вспомните Лондон времен Шекспира, Флоренцию Медичи. Не счесть убийств, отравлений и удушений. Назовите мне хоть одну эпоху, когда процветали гражданские добродетели и искусства, а разгула преступности не было.

– А Древние Афины? Математика, архитектура и идеи государства, выработанные политической философией. Может быть, акрополь кишел своднями и мелкими воришками?

– Нет, но у греков были рабство и педерастия.

– А у нас есть спутниковое телевидение. Если вы уедете из Эстрелья-де-Мар, преступность появится сама собой. Это побережье – рассадник мелких преступников и бесчестных политиканов.

– Но это испанцы и марокканцы. Для них Средиземноморское побережье – чужбина. Настоящие аборигены Коста-дель-Соль – британцы, французы и немцы. Честные и сплошь законопослушные мужчины, женщины и ротвейлеры. Даже мошенники из Лондона начинают жить честно, когда поселяются здесь.

Сообразив, что от его одежды исходит запах пота, Кроуфорд включил вентилятор и с жаром добавил:

– Доверьтесь мне, Чарльз. Мне нужна ваша помощь.

– Я же… вам помогал. До сих пор.

– Хорошо. Мне нравится, как вы управляете клубом. Но я знаю, что у вас масса свободного времени, и я хотел бы, чтобы вы занялись еще кое-чем.

– Кун-фу я целую вечность не занимался.

– Зачем кун-фу. Я хочу, чтобы вы организовали клуб кинолюбителей.

– Нет ничего проще. В торговом пассаже есть магазин проката с хорошей коллекцией классики. Закажу сотню копий «Броненосца "Потемкин"».

Кроуфорд в изнеможении закрыл глаза, – его явно вывела из себя моя наивность.

– Нет, не такой клуб. Люди должны научиться выключать телевизоры. Я хочу создать клуб, в котором они будут снимать собственные фильмы, учиться писать сценарии, делать крупный план, пользоваться операторскими тележками, снимать панорамные виды и держать в кадре движущийся объект. Фильм чем-то напоминает наше видение мира, Чарльз. Здесь живут два бывших кинооператора, они много лет снимали игровые фильмы в Англии. Есть супружеская пара, вместе выпускавшая документальные ленты. Они могут преподавать на наших курсах. Я хочу, чтобы вы стали продюсером, держали все под присмотром, направляли фонды в правильное русло. Бетти Шенд стремится поддерживать искусства. Вокруг столько интересного, – нужно запечатлеть это на пленке.

Я видел, что он распространяется о своем блистательном проекте, совершенно упуская из виду, что правдивый документальный фильм о Костасоль станет свидетельством против него в суде и отправит его лет на тридцать в тюрьму Сарсуэлья. Я вспомнил о порнографическом фильме, который он снимал в собственной квартире, и догадался, что и сейчас он замышляет что-то подобное, еще один слой паутины порока, которой он опутывал обитателей Костасоль.

– Я понимаю… в целом, может быть, без деталей. О чем будут фильмы?

– О жизни в Костасоль, о чем же еще? Весь он поражен довольно странной амнезией – амнезией себя самих. Люди в буквальном смысле слова забывают, кто они. Объектив камеры просто напомнит им об этом.

– Ну…

Я все еще сомневался, не желая сделаться главой компании по производству порнофильмов. Но чтобы найти поджигателя, виновного в смерти Холлингеров, я должен был проникнуть в самое сердце преступного синдиката, контролируемого Элизабет Шенд, Кроуфордом и Дэвидом Хеннесси.

– Я попробую, – сказал я. – Среди жителей наверняка найдется несколько профессиональных актеров. Расспрошу в клубе.

– Забудьте о профессионалах. По сравнению с любителями они какие-то зашоренные. У меня уже есть кое-кто на уме.

Кроуфорд пересел на переднее сиденье, включил «дворники» и мойку стекол, чтобы очистить лобовое стекло от накопившегося за утро мусора. Он снова обрел бодрость и энергию, словно ему нужно было только коснуться дна, чтобы, оттолкнувшись от него, всплыть на поверхность.

– Эта женщина, – продолжал он с жаром, – станет звездой, Чарльз. Кстати, она живет по соседству с домом, который я нашел для вас. Сейчас мы туда поедем. Смотрите, вы уже заинтригованы, это женщина в вашем вкусе…

Он повернул ключ зажигания и ждал, когда я тронусь с места, улыбаясь той, давней, улыбкой поколачиваемого отцом мальчишки-фантазера, переворошившего шкафчики своих школьных товарищей в раздевалке и оставившего после себя бесценный клад – ощущение чего-то необычного, желание дерзать, бежать из привычного мира.

– Ваш новый дом, Чарльз. Взгляните. Красивый, не правда ли?

– Очень. Собираетесь его ограбить?

– Только когда вы в нем обоснуетесь. Здесь вы будете счастливы. Я хочу забрать вас из клуба «Наутико». С ним связано слишком много неприятных воспоминаний.

Мы подъехали к воротам пустой виллы на тихой улочке всего в трехстах ярдах к западу от центральной площади. Столб с вывеской «сдается внаем» возвышался над пожелтевшим газоном возле высохшего бассейна. В этом доме с выцветшими обоями и выгоревшими тентами, пустовавшем с тех пор, как был построен, было что-то призрачное, в нем словно обитали духи бесплотных хозяев, оставившие после себя следы вроде расплывчатых пятен на засвеченной фотографии.

– Впечатляющий домик, – заметил я, когда мы вышли из машины. – Почему здесь никто не живет?

– Владельцы умерли, так и не выехав из Англии. В семье возникли какие-то споры из-за завещания. Бетти Шенд купила его за бесценок.

Кроуфорд отомкнул ворота и, опередив меня, широким шагом направился к дому по подъездной дорожке. Бассейн бобовидной формы был похож на затонувший алтарь, до которого можно было добраться, спустившись по хромированной лесенке. Принесенные в жертву дохлая крыса, винная бутылка и выгоревший на солнце рекламный буклет агентства недвижимости ждали, не востребует ли их какое-нибудь низшее божество. Сад с давно не поливавшимися пальмами и бугенвиллеями поблек от жары. Сквозь пыльные окна, из которых никто никогда не смотрел, нельзя было разглядеть еще необставленные комнаты.