Фардер Корам перегнулся через подлокотник и что-то поискал в нижнем ящике стоявшего рядом шкафчика, и снова выпрямился – не без труда.

– Что ж, – сказал он. – Вряд ли я когда-нибудь приказывал тебе что-то сделать – никогда не считал, будто у меня есть такое право. Но теперь ты сделаешь так, как я скажу, и спорить не будешь. Вот, возьми.

Он протянул ей маленький кожаный мешочек, затянутый шнурком.

Лира заколебалась.

– Бери, и не возражай! – рявкнул он, и глаза его потемнели.

Впервые в жизни Лира его испугалась. Она взяла мешочек и по весу мгновенно поняла, что там монеты, и они золотые.

– Это…

– А теперь слушай, я скажу тебе, что делать. Если не хочешь слушать старого Фардера Корама, будешь слушать высшего офицера «Оукли-стрит». Я даю тебе это потому, что высоко ценю и тебя, и Ханну Релф, и молодого Малкольма. Открывай.

Лира так и сделала. На ладонь ей действительно высыпались монеты. Самые разные, из десятка стран, если не больше, всевозможных форм: в основном, конечно, круглые, но были тут и квадратные со скругленными углами, и восьмиугольные, и даже семи- или одиннадцатиугольные. Одни с отверстием посередине, другие – стершиеся почти до полной гладкости, третьи – гнутые или щербатые. Но у каждой была тяжесть, блеск и солидность, свойственные только настоящему золоту.

– Нет, я не могу…

– А ну, цыц. Подай-ка их мне сюда, поближе.

Лира подала. Фардер Корам нетвердыми пальцами перебрал монеты, выбрал четыре и сунул к себе в жилетный карман.

– Вот так. Что бы дальше ни случилось, большего мне не понадобится. Остальное – тебе. Носи их всегда с собой, но не все в одном кармане. И еще кое-что: если помнишь тех ведьм, что сама встречала, у каждой была маленькая диадема из цветов, вроде венка. Из крошечных таких северных цветочков. Припоминаешь?

– Некоторые – да, носили. Но не все. У Серафины такой был.

– У королев всегда они есть. Иногда и не только у них. И тебе тоже будет полезно сделать такой венчик, совсем простой, хоть из хлопчатой тесемки. Он придаст тебе стиля. Неважно, насколько дешевый будет материал. Ведьмы бедны, но держатся как королевы или знатные леди. Я не про гонор говорю и не про чванство. Есть в них настоящее величие, гордость и самоуважение, и ощущение собственного великолепия. Вот даже и слов обычных для этого не подобрать. И все это у них сочетается со скромностью, да так, как будто и то, и другое занимает внутри одно место, как бы странно это ни звучало. Одеваются ведьмы скромно, зато двигаются как пантеры. И ты тоже так сможешь. Ты уже так делаешь и сама не замечаешь.

Лира попросила рассказать ей про «Оукли-стрит», и Корам сообщил ей несколько полезных подробностей – например, как проверить, можно ли доверять тому или другому человеку. О ведьмах она его тоже расспросила, чтобы узнать какие-нибудь мелкие детали, их образ жизни, поведение, привычки – все, что только смогла вспомнить. Она была довольна, потому что наконец приняла решение. Она снова была сама себе хозяйка.

– Фардер Корам, не знаю даже, что сказать… спасибо вам.

– Мы еще не закончили, девочка. Вон шкафчик над книжной полкой. Загляни-ка в него.

Лира сделала, как он ей сказал, и обнаружила в шкафчике стопку записных книжек, сверток в мягкой коже и еще всякие мелочи – даже непонятно что. Пока не вынешь, не поймешь.

– И что я тут ищу?

– Короткую и тяжелую палку. Почти почерневшую, и не круглую на срезе, а семиугольную.

Палка обнаружилась под записными книжками – действительно почти черная и на удивление тяжелая, будто выкованная из меди. На ощупь она была теплая и немного маслянистая, как настоящее дерево.

– А что это?

– Боевая палка, «пекеньо».

– Что это значит?

– «Малыш», маленькая палка.

С одной стороны «малыш» сужался, и этот его конец был плотно обмотан жестким шнуром. Самая широкая часть была в толщину как три ее пальца, а рукоять – чуть толще большого пальца. В длину он был примерно как от локтя до ладони.

Лира взяла палку, взвесила в руке, и ей показалось, что эта идеально сбалансированная короткая дубинка – часть ее тела.

– Что это за дерево?

– Lignum vitae, железное дерево. Самое прочное на свете.

– Внутри свинец?

– Нет, это вес самого дерева. Я раздобыл ее… Где же это было? В Верхней Бразилии. Она была у работорговца, который напал на меня, да только был недостаточно быстрым. Его деймон, старая обезьяна, успел разжиреть. Так что я отобрал у него палку и с тех пор сам ею пользуюсь.

Лира представила, сколько же она весит, если как следует замахнуться. Одного удара, пожалуй, хватит, чтобы размозжить череп.

– «Пекеньо»? – переспросила она. – Что ж, пусть так и будет.

С именем вещь сразу стала как будто более живой. Лира держала ее обеими руками.

– Она меня пугает, но я возьму. Я ведь и не подумала, что по дороге, возможно, придется и драться. Никогда к такому не готовилась.

– Да в этом вроде и не было нужды… с тех пор, как ты вернулась из другого мира.

– Думала, все опасности позади. Все позади – и хорошее, и плохое. Ничего не осталось, только учеба и… Вообще-то, только учеба.

Лира опустила глаза. Старый цыган ласково на нее посмотрел, а потом снова заговорил:

– Тот мальчик…

– Уилл.

– Помню, Серафина сказала… Это были последние слова, которыми мы с ней обменялись… Так вот, она сказала, что мальчик умеет исчезать лучше всякой ведьмы, да только сам об этом не знает. Если сможешь, делай, как он. Все время смотри вокруг. Замечай мальчиков и мужчин, особенно тех, кто постарше. Иногда нужно показывать свою силу, а иногда – казаться такой незначительной, чтобы тебя не замечали, а если и заметят, то сразу забывали. Так поступал Уилл, и именно этим он произвел на Серафину такое впечатление.

– Я запомню. Спасибо вам, Фардер Корам.

– Ты ведь так и не простилась с Уиллом, да?

– Каждый день думаю о нем. Наверное, даже каждый час. Он до сих пор – центр моей жизни.

– Мы с Джоном видели это. Тогда еще видели. Даже думали, стоит ли позволять тебе спать рядом с ним. Сколько вам там было – двенадцать всего или тринадцать… Мы много говорили об этом и не знали, что делать.

– Но вы даже не попытались нас разлучить.

– Нет.

– А мы никогда… мне никогда… мы только целовались, и всё. И еще и еще, будто никогда не остановимся. Как будто останавливаться и не нужно. Нам этого хватало. Будь мы постарше… тогда, наверное, не хватило бы. Но тогда – хватило.

– Наверное, мы это поняли. Ну, и ничего не сказали.

– И хорошо.