– Ушли?

– Да они всегда так – придут, поживут несколько лет и уходят.

– А деревенские откуда взялись? Это они тебе сообщили?

– Они сообщили моему человеку.

– Это понятно, а где же они прятались?

– Жили в горах. У них там и коровы, и ячмень, так и выживали.

– Ты предлагаешь срезать?

– Ну, конечно. Иначе мы еще часов восемь трястись будем.

– Если ты уверен в своей сети агентов, поступай как знаешь, нам тоже эти лишние восемь часов тряски ни к чему.

– Значит, идем к первой деревне.

Они проехали еще километров пять и свернули на совсем непроезжую дорогу, где приходилось ломиться сквозь заросли из молодых деревьев и тонких, но прочных лиан, усыпанных мелкими благоухающими цветами. Когда машины прорывались через их сплетения, цветы обрушивались на них настоящим снегопадом, и нос улавливал такой аромат, что Джеку хотелось оказаться за сотни миллионов космических миль отсюда, в какой-нибудь красивой стране, где нет оружия и космических штурмовиков, где девушки прекрасны, а на завтрак подают… куриные котлеты. Вот как-то так.

Вскоре колонна выбралась на еще одну грунтовую дорогу, также порядком заросшую. Дорога шла немного в гору, и, двигаясь по ней, автомобили миновали полосу тумана, за которым показались силуэты величественных холмов с пологими, покрытыми лесом склонами.

Когда колонна проехала еще пару километров, впереди показались каменные дома, а не какие-то хижины из прутьев.

Напротив одного из домов джипы остановились, встал и пикап. Из головной машины выскочил боец с автоматом и побежал в сторону постройки.

– Как-то странно выглядит эта деревня, окна заколочены, людей не видно, – заметил Хирш.

– Просто еще не все вернулись, – предположил Веллингтон. – Сюда наведывались кайманы, мастера гипноза. Я вам про них уже рассказывал.

– То есть вы это серьезно говорили, сэр? – не поверил Джек.

– А ты думал, я пошутил? Нет, приятель, это Лимбула, материк Ганбего, здесь все взаправду, никаких тебе сказочек.

– Вы много чего рассказывали, сэр, а потом оказывалось, что все совсем не так.

– Так в жизни и бывает, капрал, сначала ты думаешь одно, потом другое, а затем и вовсе разочаровываешься и начинаешь играть за другую команду. О, ты посмотри!

– Чего? – оглянулся Хирш.

– Да я с этими вашими разговорами совсем пить забываю!

– Ну так это же хорошо, – заметил Шойбле.

– Что значит – хорошо? А если бы вдруг перестал столько жрать?

– Сколько – столько?

– Постоянно, я имею в виду.

– Этого не случится. Много кушать, это правильно, это все врачи советуют.

– Тогда и пить тоже.

– Что «тоже»?

– Врачи советуют. Смотрите, это парень возвращается вразвалочку…

– Значит, уверен, что все в порядке, – сказал Хирш.

– А что ты думаешь, капрал? – спросил Веллингтон.

– Он какой-то неподвижный.

– Он же идет, Джек, ты чего мелешь? – возразил Шойбле. – Какой же он неподвижный?

Джек не ответил. Вернувшийся боец сел в головную машину, и колонна снова тронулась в путь. Они проехали все селение, выбрались на достаточно ровную дорогу и спустя полчаса приехали в другую деревню домов на пятьдесят.

На этот раз колонна остановилась у второго ряда домов. Из головной машины снова выбрался все тот же переговорщик и побежал к дому с открытыми ставнями – у остальных в округе они были заколочены досками.

– Ну что скажешь, Джек, подвижно он побежал или неподвижно? – спросил Шойбле и засмеялся, однако его никто не поддержал.

На этот раз переговорщик пробыл в доме минут пятнадцать, а когда вышел, побежал к джипу рысцой, слегка припадая на правую ногу.

– Наверное, старое ранение… – предположил полковник, прихлебывая из фляжки. Теперь он пил меньше и медленнее.

Когда колонна тронулась, он связался по рации с Бертуччи.

– Привет, Сэм.

– Здравия желаю, сэр. Давно не виделись?

– Этот твой толмач, он что, был ранен в правую ногу?

– В каком смысле?

– Он заметно припадает на правую ногу, как будто старая рана. Это так?

– Насколько мне известно, он никогда не был ранен в ногу.

– Может быть, ломал ее в детстве? Такое случается.

– Я спрошу…

Последовала пауза, после которой Бертуччи уверенно ответил:

– Он никогда не ломал, не вывихивал и никак не повреждал правую ногу.

– Спасибо, командир.

– А что это значит, сэр?

– Ничего, Сэм, просто мы с ребятами поспорили.

– А могу я узнать о предмете спора?

– Нет, ты не поймешь.

Колонна снова тронулась в путь, Веллингтон посасывал алкоголь, а Шойбле жевал украденную на кухне Бертуччи конфету.

– Однажды мы с Джеком ходили на городскую дискотеку, – неожиданно вспомнил Хирш.

– И что? – быстро откликнулся Веллингтон.

– Все закончилось перестрелкой.

– И к чему ты это, лейтенант?

– Вам нужно бросать пить, сэр, вы к этому готовы, но боитесь себе признаться.

– Так, лейтенант! И ты туда же? Если эти инсинуации сейчас же не прекратятся, я буду вынужден свернуть операцию и мы вернемся на свои изначальные позиции, – заявил Веллингтон.

Возникла пауза, в течение которой был слышен лишь скрип педали газа и шуршание гидроусилителя руля, а затем Джек сказал:

– И все из-за фляжки спиртного.

Он подождал реакции Веллингтона, но поначалу полковник никак не отреагировал.

– Я понял, – спустя минуту сказал он. – Вы сговорились донимать меня ради развлечения, правильно?

– Правильно, полковник, даже странно, что вы так быстро догадались, – не скрывая издевки, сообщил Шойбле.

– То есть я ошибаюсь?

– Допейте уже свою фляжку, сэр, – предложил Джек и стал смотреть в окно на мелькавшие кусты.

Веллингтон с готовностью последовал его совету, и в машине снова воцарился покой.

Скоро они подъехали к третьей – последней, по словам Бертуччи, деревне на холмах, после которой их ожидала накатанная дорога до самого города.

Когда колонна в третий раз остановилась среди каменных домов, из головной машины выскочил солдат и побежал к стоявшему ближе других дому. Спустя пару минут он вышел в сопровождении человека в длинном одеянии из грубого домотканого холста и в такой же шапочке. У него была небольшая борода, а ладони, как в знак смирения, он держал сложенными на груди.